В подвале дома Мелани было три комнаты; раньше там жили слуги и хранилось вино. Одну теперь занимала Дилси, через две другие проходил нескончаемый поток из несчастных оборвышей. Одна только Мелани знала, откуда они и куда направляются, и никто не ведал, где она их подбирает. Возможно, негритянки были правы, говоря, что Мелани находит их на улице. Получалось, что точно так же, как разные знаменитости или почти знаменитости стекались в ее небольшую гостиную, все обделенные судьбой находили дорогу к ее подвалу, где они могли поесть, переночевать и отправиться дальше с запасом еды на дорогу. Как правило, обитатели нижних комнат оказывались бывшими солдатами Конфедерации: они не умели ни читать, ни писать, остались без крова и семьи и бродили по стране в поисках работы.

Нередко останавливались на ночь почерневшие от солнца и лишений деревенские женщины с выводками притихших, нечесаных детей: ни мужей, ни хозяйства, и теперь они вынуждены искать родственников, разбросанных войной по далеким местам. Иногда соседи возмущались присутствием едва говоривших по-английски чужаков, которых манили на Юг красивые рассказы о том, что там легко нажить целое состояние. Однажды в подполе дома Мелли спал даже республиканец. По крайней мере, Мамми уверяла, что он республиканец: она чувствовала их за милю, как лошадь чувствует гремучую змею, но никто ей не поверил, поскольку это было бы слишком даже для сердобольной Мелли. Во всяком случае, все так хотели думать.

«Да, – безошибочно определила Скарлетт, сидевшая с ребенком на руках на боковом крыльце в то прохладное ноябрьское утро, – это один из побитых псов Мелани. И сильно побитых!»

Мужчина сильно хромал на одну ногу, которая, как и у Бентина, была у него деревянная. Он был старый, худой и лысый, а борода такая длинная, что ее можно засунуть за пояс; на солнце его лысина сверкала грязновато-розовым. По грубому морщинистому лицу ему можно было дать за шестьдесят, но он был строен, подтянут и даже на протезе двигался ловко, как змея.

Он поднялся на крыльцо и подошел к Скарлетт; еще до того, как он выдал себя гнусавым выговором и раскатистым «р», необычным для жителей равнин, она поняла, что этот человек родом из горцев. Несмотря на грязную, истрепанную одежду, в нем, как и в большинстве горцев, чувствовалась суровая молчаливая гордость, которая не допускает вольностей и не терпит глупости. Борода у него была заляпана жеваным табаком, большой кусок прессованного табака за щекой уродовал его лицо. Нос у мужчины был тонкий и с горбинкой, густые брови сходились на переносице, обильная растительность торчала из ушей, делая их похожими на рысьи, с кисточками. Одну пустую глазницу пересекал шрам, доходивший до подбородка. Второй глаз, маленький, бледный и холодный, взирал на Скарлетт не мигая и с явным неодобрением. За поясом у гостя торчал большой пистолет, а из-за голенища разбитого сапога выступала рукоятка охотничьего ножа.