– Это было… убийство?

– Да, – бросил Арчи и хлестнул лошадь вожжами. – Я убил жену свою.

От испуга Скарлетт быстро захлопала глазами.

Рот в бороде шевельнулся. Похоже, раздвинулся в мрачной улыбке.

– Не бойтесь, мэм, я не собираюсь вас убивать, если это вас напугало. Женщину стоит убить только за одно дело.

– Ты убил свою жену!

– Она спала с моим братом. Он успел удрать. Я не жалею, что порешил ее. С гулящими так и надо поступать. За это нельзя сажать, но меня посадили.

– А… как ты выбрался оттуда? Сбежал? Или тебя помиловали?

– Можно и так сказать. – Густые брови Арчи сошлись, словно связать вместе несколько фраз для него было настоящей мукой. – В шестьдесят четвертом, когда подступал Шерман, в милледжвильской тюрьме я уже отсидел сорок лет. Так вот, собрал нас начальник и говорит, мол, на город двигаются янки, убивают и жгут напропалую. Если я кого и ненавижу сильнее, чем негров и женщин, так это янки.

– Почему? Ты… ты знал хоть одного янки?

– Нет, мэм. Но я наслышан про них. Слыхал, лезут туда, куда их не просят. А я ненавижу тех, кто лезет туда, куда его не просят. Чего они приперлись в Джорджию освобождать черномазых, жечь наши дома да резать наш скот? А наш начальник, он и говорит, что армии нужны солдаты, и если кто пойдет воевать, того после войны освободят, если, конечно, раньше не убьют. Но мы, кто сидит пожизненно за убийство, начальник сказал, армии не нужны. Нас переведут в другую тюрьму. Тогда я и говорю, я не как другие пожизненные. Я только пришил жену, и пришил по делу. И хочу воевать против янки. Ну, начальник встал на мою сторону и отправил на фронт вместе с другими арестантами.

Он помолчал, хмыкнул.

– Да. Забавно вышло. За убийство меня засадили, а потом выпустили, дали ружье и благословили еще убивать. Было здорово снова стать свободным человеком да с ружьем в руке. Мы, из Милледжвилла, сражались, как надо, и убивали. Но и наших полегло немало. Ни один из наших не дезертировал. Ну а после капитуляции мы были на воле. Я вот потерял ногу и глаз. Но я не жалею.

– О! – только и выдавила Скарлетт.

Она попыталась вспомнить, что слышала об освобождении заключенных из Милледжвилла в последней отчаянной попытке остановить армию Шермана. Фрэнк упоминал об этом на Рождество 1864 года. Так что же он сказал? Но в голове у Скарлетт все путалось при воспоминании о тех днях, наполненных безумным ужасом и грохотом орудий. Перед ее мысленным взором снова прошли вереницы повозок, роняющих кровь на дорогу, она увидела колонны марширующего ополчения, состоящего из юных кадетов, мальчиков вроде Фила Мида, и стариков вроде дяди Генри и деда Мерривезера. Были с ними и заключенные, которые шли, чтобы умереть на закате Конфедерации, месить грязь и замерзать в снегах Теннеси в ходе последней кампании.