– Моя репутация? – я наиграно усмехнулась. – Что это вообще такое? Думаешь, если кто-то захочет разрушить мою карьеру, он не откапает интересную информацию обо мне?

– Поверь, связь с борделем ничто не затмит!

– Я не ангел, Маркус. – Я поправила топ. – И только что наглядно продемонстрировала это. Я – Яна Вербина, девушка, что несколько раз сидела в камере полиции. Причинения вреда здоровью, имуществу, даже воровство.

Я встаю, уперев руки в боки.

– Я приехала сюда, потому что вытворяла всякую херню, – продолжаю я охрипшим голосом. – Говоришь, твоя мама гуляет направо и налево. А моя оставила меня, когда я была еще ребенком в погоне за мечтой. За этой самой карьерой! Вчера она плакала, признаваясь, что была неправа. Никакая карьера не должна быть в приоритете. – Я поворачиваюсь к нему спиной, собираясь с духом. – И еще я только что узнала, что мой собственный отец отказался от меня. Просто взял и написал заявление, в котором он отказывается от родительских прав на меня. За это Оливер заплатил ему.

Я оборачиваюсь, чтобы сказать это ему в лицо. Мои глаза предательски заслезились. Да, сердце еще кровоточит. Такие раны не заживают за сутки. Я вообще никогда этого не забуду.

Я могу сбежать от этих мыслей на какое-то время. Но ложась в постель, прямо перед тем, как заснуть, я буду думать об этом. Я стану отгонять все прочь, но эта боль будет являться ко мне во снах.

– Знаешь, сколько? Хочешь узнать, сколько я стою?

– Яна… – Маркус тянется ко мне.

Я резко отклоняюсь назад.

– Сто тысяч долларов! Вот так. А ты тут говоришь о чертовой репутации! Да чхать я на неё хотела! – рычу я. – Пусть показывают пальцем, пусть называют шлюхой! Я выдержу! Мне не в первой.

– Ты поэтому пришла вчера ко мне в слезах? Из-за отца?

Маркус снимает с себя всю спесь. Его гнев испаряется. Теперь я вижу, что он переживает.

– Как ты понял, у меня больше нет отца.

Мои эмоции сейчас напоминают «американские горки». Они то взлетают вверх – готова верещать и биться головой о стену, то падают вниз – мои плечи опускаются, горло сковывает боль. Кричать становится противно. Я могу лишь похрипывать.

– Яна, мне жаль… – Он делает еще одну попытку дотронуться до меня, но я скалюсь

– Да? Неужели? По мне, так тебе никого не жаль, кроме себя. Я пришла сюда. Я показала, что готова принять тебя любого, что не презираю, не страшусь твоего мира и не осуждаю. Оливер прав. Мы сами неидеальны, поэтому не можем читать нотации. Мораль? Где она вообще?

Маркус медленно двигается на меня. Я отступала, пока не наткнулась на стену. Он обнимает меня, прижав к себе, несмотря на то, что я продолжаю сопротивляться.