Я падаю перед ней на колени.
Боль. Страх. Отчаяние.
– Яна, Господи, нет!
Мои руки дрожат. Голову затягивает туман. Не понимая, что делаю, беспомощно трогаю её руку, затем лицо, сжимаю подбородок, постоянно повторяя:
– Нет, Яна, очнись… нет, только не это… Нет!
Глаза застилает пелена. Она опускается с глаз на скулы. Я часто моргаю. Нос закладывает.
– Яна, пожалуйста, открой глаза, открой… Нет! – Я приподнимаю её голову, хочу прижать к себе.
Сердце так сильно сдавило, что оно вот-вот лопнет.
Мне впервые так страшно.
Я чувствую себя беспомощным идиотом. Моя Яна пострадала из-за меня.
Она – все для меня, мой лучик света. И сейчас его закрывает мрачная туча.
Мне хочется кричать, выть, грызть асфальт.
Я так долго отталкивал её, заставлял страдать. Это все моя вина! Это я во всем виноват!
– Прости меня, – как обезумевший бормочу я, – прости… Яна… пожалуйста… посмотри на меня, скажи что-нибудь… Нет! Я люблю тебя! Слышишь меня? Ты должна это услышать! Я люблю тебя, слышишь? Яна… Я никуда тебя не отпущу, никому не отдам! Нет, Господи, не забирай её у меня…
– Не двигайся! – возле меня садится Оливер. Он начинает проделать какие-то манипуляции, ощупывает пульс, еще что-то…
Я наблюдаю за ним, но не понимаю, что он делает. Он осматривает голову Яны, которую я все еще бережно держу в руках.
Оливер что-то говорит, но до моего сознания его слова не доходит.
Сейчас я могу только скрежетать зубами, теперь уже мысленно повторяя: