— Пожалуйста, — тихонько пропищала она, роняя голову на грудь.
— Какой же я везунчик, — словно размышляя, сказал он, и Белла озадаченно уставилась на него.
— О чем ты говоришь?
— О тебе, — ответил Эдвард. — Я говорю о тебе. Я самый счастливый сукин сын на всей планете Земля, потому что ты есть в моей жизни. Любой мужчина убил бы ради того, чтобы быть на моем месте сейчас.
— Эдвард…
— Не смей! — прервал он Беллу. — Ты знаешь, что это правда. Ты потрясающая, Белла Свон, всегда была такой. Я влюбился в тебя, когда нам было четыре года, и был слишком тупым, чтобы осознать это раньше. Мне так повезло, что ты до сих пор есть в моей жизни.
— Эдвард, — прошептала Белла и снова нырнула в его распростертые объятия. Она крепко сжала его в объятиях, так же, как и он ее, и улыбнулась ему в грудь. Его слова тронули ее. Никто никогда не говорил ей ничего подобного.
Ни один мужчина не говорил ей, что любит ее и что она совершенна. Ни один мужчина не мог заставить ее почувствовать себя красивой. Ни один мужчина не мог заставить ее смеяться, когда она плакала или заставить улыбнуться, когда она злилась.
Кроме Эдварда.
Он был единственным исключением.
Он заставил ее улыбаться и смеяться. Заставил чувствовать себя красивой.
Заставил поверить, будто она действительно важна.
— Я так боялась, что эта игра…той ночью, когда ты вернулся из Нью-Йорка… — начала Белла, пытаясь собрать воедино путающиеся мысли, — я боялась, что мы все испортим.
— Но мы не испортили, поэтому нечего больше бояться, — заверил он ее, хотя в его глазах промелькнуло какое-то отстраненное выражение. Он что-то скрывал от нее на протяжении уже нескольких недель. Что бы Эдвард ни утаивал, это было что-то значительное, и по какой-то причине он не хотел говорить об этом ей.
— Куда теперь? — спросил Эдвард, подводя Беллу к пассажирской двери.
— Эй! — возразила она. — Кто сказал, что ты поведешь?
— Я. Так куда?
— К моему папе.
— Значит, едем к шефу Свону, — отсалютовал Эдвард, садясь в машину рядом с Беллой.