Теперь, когда я почувствовала, что значит быть нормальной, быть Лантой Кейд, я не уверена, что смогу снова стать Ланни Проктор. Это одна из причин, почему я не ответила на недавние сообщения Ви. Просто не готова. И это странно, потому что обычно мы с Ви постоянно болтаем.

Ви, безусловно, моя лучшая подруга, и порой больше, чем подруга, хотя я не могу назвать ее своей девушкой. Она не такая. Ви считает, что быть чьей-то девушкой – значит быть чьей-то собственностью, а она поклялась, что не будет принадлежать никому, кроме себя. Она слишком долго пыталась вырваться из-под контроля матери, чтобы позволить контролировать себя кому-то еще. Ви любит делать то, что хочет и когда хочет, а до других ей нет дела. Поэтому иногда с ней бывает тяжело.

Ох, как же я устала от всего… Мне нужно бежать. Нужно бежать.

Быстро переодеваюсь, туго зашнуровываю кроссовки, выхожу на крыльцо и потягиваюсь. До Стиллхаус-Лейка несколько миль, но я уже бегала трусцой этим маршрутом, он довольно легкий. Начинаю в медленном темпе, постепенно ускоряясь. Так приятно бежать, увеличивая нагрузку, чтобы больше ни о чем не думать! Так, без всяких мыслей, я бегу знакомым путем и в конце концов оказываюсь у начала подъездной дорожки, ведущей к нашему старому дому.

И мешкаю, раздумывая, разозлится ли Сэм, если я загляну его проведать. Как-то странно вернуться в Нортон, оказаться рядом с домом и не зайти. Такие мысли лезут в голову, потому что я до сих пор считаю Стиллхаус-Лейк своим домом, хотя мы давно не живем здесь. Ноксвилл всегда казался мне временным пристанищем, как и все остальные места, где мы останавливались, скрываясь.

Решаю, что лучше попросить прощения, чем разрешения, и иду к дому. Вдоль улицы выстроились легковые и грузовые машины, и я ошибочно принимаю их за транспорт полиции и криминалистов. И слишком поздно замечаю надпись на одном из фургонов: большие синие буквы – аббревиатура местного новостного канала.

Кто-то узнает меня и выкрикивает мое имя. Большего и не нужно: словно волна во время прилива, около полудюжины камер и в два раза больше репортеров нацеливаются на меня. Я замираю от неожиданности.

И уже собираюсь повернуться и убежать, когда кто-то из них кричит:

– Что вы почувствовали, когда узнали, что ваш приемный отец, возможно, тоже убийца?

Я знаю, что лучше не вступать с ними в контакт. Знаю, что не должна обращать внимания, но вопрос застает врасплох.

– Что?

Ко мне проталкивается журналистка, ее губы ярко алеют на фоне белоснежных зубов.

– Вы разве не слышали?

Я молча качаю головой.