Побежденный, я опускаю глаза на стол.
Я закрываю глаза и произношу:
– Кинопроизводство.
Когда я не слышу, чтобы она смеялась над моими пустыми мечтами, то снова открываю глаза.
Бэйлор просто смотрит на меня.
– То есть снимать фильмы и все такое? – спрашивает она без смеха. И без закатывания глаз.
Я киваю.
– Да, – говорю я. – У меня был такой курс по выбору в течение одного семестра в старших классах, и… не знаю… это меня зацепило.
– Ты же знаешь, что можешь выбрать кинопроизводство своей специальностью здесь, в Университете Северной Каролины? – говорит она. – Вообще-то я слышала, что у них довольно хорошая программа.
Я снова киваю:
– Да.
– Боже милостивый, Гэвин! – говорит она, вытянув руки, словно задавая вопрос. – Почему же ты тогда не специализируешься на
– Ты не знаешь моего отца, Бэйлор.
– Нет, не знаю. И про тебя я тоже почти ничего не знаю, но знаю, что тебе не нравится политика. Как же ты сможешь получать удовольствие от карьеры в политике, если тебе даже не нравится ее
Она набирает в грудь воздуха, оценивающе смотрит на меня и продолжает:
– Ты хорошо играешь в футбол, но это не твоя страсть. Ты не сможешь стать счастливым, если будешь делать что-то только потому, что у тебя хорошо получается, особенно если ты будешь это делать по неверной причине. С моей стороны все выглядит так, что ты будешь всю жизнь делать что-то, что ты ненавидишь, просто чтобы угодить человеку, которого через несколько лет будешь видеть только на День благодарения и на Рождество. Так скажи мне, когда ты станешь старым и седым и будешь лежать на смертном одре, о чем ты пожалеешь, Гэвин?