– Она согласна стать моей.

– Как и все девчонки от Малберри-стрит до Бушвика. Ты же о ней даже не вспоминал. Что изменилось?

– Я изменился, Луиджи.

– Ясно. Во Франции тебе вышибли мозги? Ты же всегда мог заполучить девушку. Любую девушку. Всех девушек.

– Но для меня предназначена лишь одна. И это Энца.

– Значит, больше ты не донжуан. Va bene. Надеюсь, ты знаешь, от чего отказываешься. Когда ты уехал, не проходило и дня, чтобы не зазвонил дверной колокольчик и сюда не заявлялась какая-нибудь ragazza[74], чтобы спросить адрес, на который тебе можно писать.

– Я не получил ни одного письма! – с притворным негодованием воскликнул Чиро.

– Синьора говорила всем, что ты в Танжере.

– Где это? Я даже на карте не найду, наверное.

– Значит, где-то в Танжере целая палатка забита любовными письмами к Чиро Ладзари, опрысканными розовой водой. И никто их никогда не прочтет. Вот жалость-то!

Когда Луиджи ушел, Чиро выкурил сигарету во дворике под старым вязом. Упершись ногами в ствол дерева, он откинулся в кресле – как вошло у него в привычку до войны. До чего же сладко бывало после тяжелого рабочего дня покурить под деревом, в завершение хорошего ужина. Но теперь все стало иначе. Чиро казалось, что все в Маленькой Италии изменилось, даже это дерево. Старая кора отслаивалась, обнажилась серая древесина с глубокими рытвинами, точно потеками. Опавшие листья не золотились на солнце, а бурым ковром лежали под голыми ветвями.

Чиро не забыл, как любил это старое дерево – островок зелени в каменном море, верного друга, дававшего тень и прохладу. Но теперь он понимал, что ничего красивого в дереве не было. Просто оно напоминало о доме. Сейчас ему было мало одного-единственного дерева в одном-единственном дворике, и он надеялся, что Энца чувствует то же самое.

Чиро гадал, что она ответит на предложение оставить Метрополитен-опера, он боялся просить ее об этом. Но он знал, что если добьется успеха на новом месте, то у них появится свобода решать, где они проведут грядущие годы. Как только его карманы наполнятся долларами, можно будет вернуться в Италию, в родные места. Чиро пора самому становиться падроне, и на меньшее он не был согласен.

Мысль о Железном хребте не оставляла его. Миннесота. Это слово звучало как заголовок непрочитанной книги, которую он в конце концов откроет и жадно проглотит за ночь. Там умер отец. Этот неведомый американский штат сыграл роковую роль в судьбе их семьи. Возможно, пришло время залечить рану, нанесенную этой трагедией. Возможно, он обретет мир, если пройдет по следам отца вдоль берегов кристально чистых озер Миннесоты. Возможно, его место там, возможно, там они будут счастливы.