Стало ясно: наши любопытные соседки могут быть довольны. Теперь у них есть возможность хорошенечко рассмотреть моего спутника, и потом уже говорить об этом сколько угодно.

А в следующую минуту Дэвид дал им ещё больше поводов нас пообсуждать. Вместо того чтобы пройти мимо меня и сесть в машину на место водителя, он остановился, приобнял меня за талию и снова запечатал губы поцелуем.

При всех, на улице. В тусклом свете фонаря, но всё же.

Его губы – слишком большой соблазн, чтобы быстро отстраниться. Мысленно наплевав на возможные пересуды, я прижалась к нему и с удовольствием отдалась натиску его губ, языка.

Это был не поцелуй, это было обладание, утверждение власти надо мной. А по-другому и не хотелось.

Хотелось вот так, когда трудно дышать, когда сердце бьется так громко, что этот стук наверняка слышен всей округе. Без разницы. Не имеет значения.

Мой приглушенный стон – и его пальцы сжимают в кулаке мои волосы, как будто он заранее пересекает мой возможный побег.

Да как тут бежать, если ноги не слушаются, а перед глазами все плывет. Единственное, что я отчетливо вижу – это его лицо. Сейчас, ночью, его черты кажутся еще жестче и резче, вызывая во мне непонятную дрожь.

– Спасибо за этот день, – провожу рукой по его щеке, с наслаждением ощущая, как ладонь приятно колет от его однодневной щетины.

Никогда не думала, что мне может это нравиться.

Впрочем, про минет я думала так же.

Вспыхнув от этих мыслей, отвела взгляд. Я хотела как можно скорее ускользнуть за спасительную дверь, но он придержал меня и сказал:

– Не спеши. У нас есть ещё две минуты, пока за мной не заедет водитель.

– Водитель? – Я удивлённо вскинула брови. – Но ведь ты же на машине.

– Детка, эта машина пока останется у тебя. Береги её.

Что?.. Я не могла поверить своим ушам.

Это ведь невозможно!

В моей жизни не может быть таких роскошных машин, потому что… просто потому, что я – это я, а всё вот это – из другого мира.

– Завтра в полдень будь готова, – говорит Дэвид.

Я отлично слышу. Но почему-то не понимаю ни слова. У меня в голове сейчас укладывается только одна мысль, слишком уж огромная и невероятная: он оставляет мне машину. Боже! Эту восхитительную…