— Нет! — закричала я и полетела вниз. Я схватила Цзе и взмыла вместе с ней в воздух.
Ива уронила метлу и закрыла уши. Жэнь резко повернулся и задел ногу Цзе острием меча. Кровь призрака разлилась по комнате.
— Жэнь любил тебя, — упрекнула меня Цзе. — Вы никогда не встречались, и тем не менее он любил тебя…
Может, рассказать ей правду? Какое это теперь имеет значение?
— Он всегда думал только о тебе, — безжалостно продолжала она. — Он мечтал о том, чему не суждено было сбыться. И потому я захотела стать такой же, как ты. Я помнила, как мне рассказывали о твоем любовном томлении, о том, как ты отказывалась от еды…
— Мне не следовало этого делать! Это была ужасная ошибка!
Но вдруг, пока я говорила это, меня посетило другое воспоминание. Я всегда пренебрежительно называла доктора Чжао глупцом, однако он оказался прав. Цзе ревновала. Ему следовало заставить ее съесть суп, излечивающий от ревности. Потом мне на память пришла строка из оперы: «Только злые женщины ревнивы, и только ревнивые женщины по-настоящему злы».
— Я помню, — продолжала Цзе, — я все помню. Твой пример научил меня тому, каковы последствия отказа от еды. Я умерла, чтобы быть похожей на тебя.
— Но зачем?
— Потому что он принадлежит мне! — Она вырвалась от меня, вцепилась своими черными ногтями в балку и повисла на ней, словно некое отвратительное чудовище. Впрочем, она и была отвратительным чудовищем. — Я его первая увидела!
Жэнь встал на колени рядом с кроватью И. Он взял ее за руку и заплакал. Вскоре она полетит по небу. Наконец я поняла, какое чувство толкнуло мою мать на то, чтобы принести жертву ради отца. Я бы сделала все, что угодно, чтобы спасти любимую дочь.
— Не стоит наказывать третью жену, она здесь ни при чем, — сказала я. — Во всем виновата я.
Я стала приближаться к Цзе, надеясь, что она забудет об И и накинется на меня. Она отпустила балку, за которую цеплялась, и обдала меня облаком зловонного дыхания.
— А какое наказание будет для тебя самым жестоким? — Звуки ее голоса напомнили мне о том, какой она была в детстве — избалованной маленькой девочкой. Нет, вдруг поняла я, хотя, к сожалению, было уже слишком поздно, — просто она была так не уверена в себе, что не могла позволить говорить кому-либо из страха, что из-за этого на нее совсем не будут обращать внимания.
— Мне жаль, что я не заставляла тебя есть, — попробовала я еще раз — беспомощно и безнадежно.
— Ты не слушаешь, что я тебе говорю. Ты меня не убивала, — злорадно сказала она. — Ты не причинила мне вреда. Ты не душила меня. Я перестала есть, потому что хотела сама распоряжаться своей жизнью. Я рассчитывала, что этот комочек, который ты вложила в мое тело, умрет от голода.