«Хакер» мы так и не нашли. Двигатель и часть рулевой колонки Термит выудил из воды в том месте, где когда-то был причал, но корпус, нос, бензобаки, шпангоуты и прочие детали исчезли без следа, унесенные, разметанные вихрем. То же самое относилось и к нашим инструментам. Среди завалов нам удалось обнаружить только несколько отверток, спутанные провода, да еще то, что хранилось в красном инструментальном ящике, но все остальные инструменты – на сумму около пятнадцати тысяч долларов – унес ураган.

Как ни странно, двухместный скиф, который я восстанавливал для Эммы и в котором мы с Чарли провели немало часов, застрял в кроне кизилового дерева выше по холму. Его обнаружил Термит, он же помог мне опустить лодку на землю и доставить на берег. Я залатал пробоину в борту, заново ошкурил корпус, покрыл скиф несколькими слоями лака и поставил сушиться.

К счастью, дом Чарли, защищенный вершиной ближайшего холма и частично углубленный в склон, почти не пострадал. Двигаясь вдоль берега, торнадо прошел над его домом – и обрушился прямехонько на мой. Что касалось вывихнутой руки и удара по голове, то это произошло в тот момент, когда Чарли выбежал, беспокоясь за нас. Ветер просто швырнул его обратно, да с такой силой, что он не сумел удержаться на ногах и врезался в дверной косяк. Как сказал Чарли, дверные косяки сделались его персональным проклятьем, так что в ближайшее время ему придется как следует подумать и изобрести двери без косяков.

С того самого дня, как остановилось сердце Энни, я ночевал в спальном мешке в пещере в глубине мастерской. По вечерам, когда я гасил керосиновый фонарь, освещавший мой маленький подземный мир, ко мне в гости приходила Джорджия. Она беззвучно возникала из ночного мрака и, лизнув меня в ухо или в нос, снова исчезала, возвращаясь к Чарли. Я где-то читал, что подводные лодки в океанских глубинах сообщают друг другу о своем присутствии короткими звуковыми сигналами. Джорджия была для нас с Чарли чем-то вроде такого сигнала, который означал: «У меня все в порядке. А у тебя?»

Да, чуть не забыл. Кисетный шов, которым я пытался укрепить сердце Энни, наделал среди врачей много шуму. Телефон Ройера раскалялся от шквала звонков, но я попросил его не давать никому мой номер. Он обещал, но добавил:

– Пора бы тебе, дружище, снова сесть на лошадь, которая тебя сбросила.

* * *

Как-то в пятницу утром я выбрался из спального мешка и вышел из своей норы. Яркое солнце только что показалось над горизонтом, окрасив восточную часть небосвода в ликующий золотой цвет. Казалось, самый воздух был насыщен светом и ласковым утренним теплом. Стоя на каменной подпорной стенке, я смотрел, как на мелководье резвятся мальки и как удлиняется, растет лежащая на воде моя тень.