Особенно когда она говорила со мной.

– Инес! – крикнула Эльвира.

У меня было слишком плохое настроение для разговоров.

Я сползла пониже в ванну. Голос моей двоюродной сестры прозвенел за деревянными стенами: она снова выкрикнула мое имя, пока обыскивала пышный сад, заросли папоротника и лимонные деревья. Но я сидела как мышка – на случай, если Эльвира была со своей старшей сестрой, Амарантой. Той самой кузиной, которая мне не нравилась. У которой не было ни пятнышка на платье, а кудряшки всегда лежали в идеальной прическе. Которая никогда не кричала и не визжала.

Через щели в деревянных стенах я увидела, что Эльвира топчет ни в чем не повинную клумбу. Я подавила смешок, когда она наступила в горшок с лилиями и выкрикнула слово, которое ее мать точно бы не оценила.

Спокойные тона и никаких ругательств.

Мне следовало выйти из укрытия, пока Эльвира не испачкала очередную пару изящных кожаных туфель. Но пока не придет почтальон, я этого не сделаю.

Он должен был появиться с минуты на минуту.

Возможно, сегодня я наконец получу ответ от Mamá и Papá. Tía Лорена хотела взять меня в город, но я отказалась и пряталась весь день, чтобы она не вытащила меня из дома. Родители оставляли меня с ней и двумя кузинами на время своих путешествий, которые длились долгие месяцы. Тетя любила меня, но порой меня раздражали ее железные правила.

– Инес! ¿Dónde estás?[2] – Эльвира исчезла в саду, и теперь звук ее голоса затерялся между пальмами.

Я проигнорировала ее, с трудом дыша в тугом корсете, и крепче сжала карандаш. Прищурившись, уставилась на законченный рисунок. На меня смотрели лица Mamá и Papá. От своих родителей я переняла только лучшее. Мамины карие глаза и веснушки, пухлые губы и заостренный подбородок. Кудрявые волосы – от отца: когда-то они были черными, как у меня, а теперь стали седыми. От него же мне достались брови, бронзовая кожа и прямой нос. Отец был старше мамы, но из них двоих лучше понимал меня.