– Это так неожиданно.

– Никто об этом не знал. Это вовсе не потому, что тебя оставили в стороне, – я тоже ничего не замечала. Какой-то детектив. – Я мрачно улыбнулась.

– Да уж.

Я опустила пакетики в кипяток и уставилась в чашку.

– Ты расскажешь Минти о ребенке?

– Пока нет. У меня нет сил. Это тяжело… – Он поднял глаза. – Все так сложно…

Думаю, Натан ждал, что я начну расспрашивать, но я не собиралась ему помогать. Тема была слишком болезненная. Что бы они с Минти ни планировали, это относилось к новому Натану, о котором я ничего не знала. Компромиссы и обычаи нашего супружества остались в прошлом. Я поставила перед Натаном чашку, он пробормотал «спасибо» и потянулся за сахаром. Его рука застыла над чашкой, и тут, испытав почти шок, я осознала, что больше не воспринимаю его как своего мужа.

Он оттолкнул чашку, и чай разлился по столу.

– Не знаю, почему душа и тело играют со мной в такие игры, но тем не менее это так. Когда я тебя бросил, ты мне была не очень нужна. Теперь же я думаю о тебе постоянно.

Чай образовал лужицу на полированной ореховой столешнице. Я сидела очень тихо. На шее Натана пульсировала жилка, и седые пряди над ушами стали шире и заметнее. Шесть месяцев назад я отдала бы год жизни, лишь бы услышать от него эти слова. Я бы слушала покорно, с безмерной благодарностью. Теперь же слова не проникали в меня – я оглохла от случившихся событий. Человеческое ухо может воспринимать какофонию лишь до определенного времени, после чего звуки становятся невыносимыми и слух просто отключается. Наверное, это важно для выживания.

– Давай же, – проговорил он и схватил меня за руки. – Скажи мне, какой я был дурак.

– Отпусти меня, пожалуйста. Натан, или мы будем говорить о детях, или ты уйдешь.

Он сразу же меня выпустил.

– Извини… мне стыдно, я идиот. – Он взял чашку и сел. – Забудь. Я плохо соображаю.

– Глядя на тебя, я почти жалею Минти, – прошептала я. Затем встала, взяла тряпку и вытерла пролившийся чай.

Натан разглядывал свою экзему – темно-красное пятно.

– На работе проблемы, а с Минти я говорить не могу. Она видит все совсем в другом свете… Только тебе я могу признаться, Роуз… знаешь, как тяжело, когда тебя подстерегают молодые парни, которым не терпится оттереть тебя в сторону, захватить твое место? Они даже не пытаются быть вежливыми с глазу на глаз. Одному богу известно, о чем они говорят за моей спиной.

Я села напротив.

– И ты был таким же – помнишь?

– Да. Но я-то, по крайней мере, вел себя с Рупертом вежливо, поджидая, пока он упадет с жердочки. – По его губам скользнула знакомая улыбка «сильного мужчины». – Теперь все по-другому, как тебе прекрасно известно: ведь ты испытала это на своей шкуре.