Инстинкт самосохранения вспыхивает во мне последней искрой сопротивления. Я резко поднимаюсь, готовая бежать, спасаться, исчезнуть – куда угодно, лишь бы подальше от этого взгляда, от этого человека, от собственных предательских желаний.
От выстрела, который едва ли будет холостым.
Но Кэллум движется быстрее: молниеносно, как хищник, годами выслеживавший свою добычу. Одно мгновение – и я оказываюсь прижатой к столу. Его руки на моих бёдрах ощущаются как стальные кандалы, горячие и неумолимые. Металл столешницы впивается в кожу, но эта боль ничто по сравнению с огнём, который разгорается внутри от его прикосновения.
Ненавижу его в этот момент. Ненавижу за то, что он видит меня насквозь. За то, что знает, как сильно я хочу сопротивляться – и как сильно жажду сдаться. За то, что в его руках я становлюсь той, кем всегда боялась быть – уязвимой, открытой, настоящей.
Ненавижу за власть, которую он имеет надо мной.
Его дыхание обжигает мою шею, и я закрываю глаза, осознавая, что бежать некуда. Невозможно сбежать от самой у себя.
– Ну а теперь, принцесса, моя очередь стрелять, – ядовитый голос Торнтона будто течет по моим венам, а в следующую секунду я ощущаю ледяное дуло пистолета, приставленного к своему виску.
Холодное прикосновение металла ужасает. Время растворяется в пространстве. Он скользит им по моей коже, почти ласково, почти интимно – это точка соприкосновения наших судеб, место, где сходятся все мои страхи и его власть.
Мои лёгкие сжимаются в сладкой агонии, отказываясь принимать воздух. Сердце бьётся в такт его дыханию, которое я ощущаю на своей шее. Один. Два. Три. Я считаю удары, наслаждаясь и страшась каждого.
Вдобавок, близость Торнтона невыносима…жар его тела и то, что он ощущается таким огромным и необъятным, возвышающимся надо мной.
Стоять перед ним в такой уязвимости – все равно что смотреть как поднимается гребень волны перед сокрушительным цунами.
– Давай, убей меня, – шепчу я, и мой голос дрожит, пока я сражаюсь со страхом и невольным возбуждением.
Торнтон улыбается, приближая губы к моему уху. Его голос – бархатный яд, проникающий под кожу.
– Ты слишком долго избегала меня по-настоящему, Аврора. Слишком жадно искала укрытие. А теперь… теперь ты моя.
Он отводит пистолет, позволяя мне сделать вдох, а затем снова прижимает металл к коже – теперь к шее, прослеживая линию пульса.
– Если все равно сделаешь это, не томи, – выдыхаю я, запрокидывая голову, подставляя горло в жесте, балансирующем между капитуляцией и вызовом.