– Тогда я сейчас зайду в кафетерий, скажу твоим родителям, что ты проснулась, и съезжу в закусочную, потому что больничная еда только отобьет твой аппетит.
Официально заявляю: у меня самый лучший друг тире бойфренд во всей Солнечной системе.
– Сойер, – окликаю я, когда он идет к двери. – Страницы из дневника, которые вчера разбросали… Это дерьмо уже в сети?
– Не думай об этом.
Глупо было задавать этот вопрос, ответ очевиден.
– Ты… – Я чувствую, как лицо заливает краской, но уже не от аллергии. – Ты их читал?
– Нет. Это же личное. Если захочешь поделиться со мной чем-то из написанного, то расскажешь об этом сама, хорошо?
Проглотив ком из подступивших слез, я киваю.
– Я люблю тебя, – внезапно говорит Сойер, и я перестаю дышать. – Лучше думай вот об этом, идет?
Подмигнув, он выходит за дверь. Проходит пара минут, а в моей голове продолжают набатом бить слова Сойера, и я даже не хочу знать, насколько глупо сейчас выгляжу с этой широкой улыбкой на все лицо.
Это было не наше дружеское «люблю». Не повседневное. Не вежливое. А самое настоящее.
Немного грустно, что я получила свое «люблю» именно здесь, в больничной палате, вся в покраснениях и сыпи, но от этого я не чувствую себя менее окрыленной.
Боже!
Кажется, я никогда не смогу перестать удивляться и радоваться этому.
Дверь приоткрывается, и в палату заглядывает Фелисити. Счастье тут же сменяет ярость, раскаленная и тягучая, словно лава. Стиснув зубы, я приподнимаюсь и оглядываюсь, ища тяжелый предмет, которым смогу запустить в голову Фелис. Не удивлюсь, если она пришла сюда в надежде, что я сплю, чтобы придушить меня подушкой.
– Где кнопка вызова медсестры? – шиплю я, хлопая по краю больничной койки. – И заодно надо вызвать копов, им придется зафиксировать кровожадное убийство и оформить мой арест.
Фелис предупреждающе вскидывает ладони:
– Райли, пожалуйста, я очень тебя прошу, выслушай меня.