– И что ты сделал?
– Я на протяжении недели приносил ему то еду, то кое-что из одежды. Мы даже стали кем-то вроде друзей.
Мира скептически смотрит на меня.
– Нет, правда. Он рассказал свою историю. У Брукса была небольшая фирма по уборке домов, вполне хватало на содержание семьи и скромный отдых раз в год, а потом он оступился. Начал играть, легко поддался азарту и проиграл все состояние. Жена забрала детей и уехала на другой конец страны, а он начал спиваться. Так он и оказался на улице с единственной ценной вещью, напоминающей, что все в этой жизни можно потерять по щелчку пальцев, – фишкой из игрального клуба.
– Что с ним стало?
Я пожимаю плечами:
– Не знаю, однажды утром он просто исчез. Что-то щелкнуло во мне в тот момент. – Я пропускаю мягкие волосы Миры сквозь пальцы и касаюсь ее скулы. – Он отдал все, что у него было, и ничего не попросил взамен. Не все такие, я здраво смотрю на вещи, просто я знаю, как иногда тяжело вновь встать на ноги и пытаться бороться. Возможно, если начать с чего-то малого – например, с привлечения внимания к теме бедняков, – то у них будет больше шансов вернуться к нормальной жизни.
– Тебе было трудно, – шепчет Мира и перехватывает мою руку.
– В каком смысле?
– Ты был один.
– Ну, у меня все получилось. Модели в студии, вечеринки, помнишь? – Я поигрываю бровями, за что получаю шлепок по руке.
Мира переводит взгляд на экран ноутбука и становится задумчивой. В редакторе как раз висит фотография Брукса. Я сделал ее на портретный объектив, поэтому видно только лицо. Каждую глубокую морщинку вокруг глаз и скрывающуюся за ними историю. Его волосы доходят до самых плеч и настолько сальные, что слипаются в толстые локоны, а на одежде отчетливо видны дыры и пятна грязи, и все же, несмотря на отталкивающий вид, в его глазах и улыбке можно заметить доброту и отзывчивость.
– Ты от слишком многого отказываешься, – еле слышно произносит Мира.
– О чем ты?
– Твоя жизнь там. – Она не сводит взгляда с экрана.
– Эй, посмотри на меня. – Беру ее за подбородок и поворачиваю к себе. – Мы не для того проделали этот путь, чтобы сдаться из-за какой-то ерунды.
– Знаю, а что, если…
Я накрываю ее губы пальцами.
– Самая идиотская фраза, которую я когда-либо слышал. А что, если завтра перестанут летать самолеты и я не смогу попасть в Нью-Йорк? А что, если моя сестра прекратит к нам ломиться и начнет уважать личные границы? А что, если ты поймешь, что любишь этого олуха из своей группы? Тут я, конечно, в себе уверен, но, если такое произойдет, я не завидую этому парню. – Мира смеется, и я улыбаюсь. – А что, если… Столько всего может произойти. «Если» – это безумная неопределенность, которую мы сами допускаем в свою жизнь. Так что теперь, сидеть и ничего не делать? Мы оба знали, что будет трудно, но это не значит, что можно просто сдаться.