– А какой в этом будет тогда смысл?

Из меня рвётся тяжёлый вздох. Я как будто физически устаю с ней болтать. Не представляю, как остальная семья её выдерживает. Хотя она и права.

– Лиззи, иди обедать с семьёй, – прошу я.

– А вы будете сидеть здесь голодная? И совсем одна?

– Я не хочу есть.

У неё морщится носик и щурятся глаза. Она словно поймала меня с поличным – именно об этом говорит её взгляд.

– О, я знаю! Я принесу вам пудинг! – воодушевлённо восклицает она, подскакивая с кровати. – Я думаю, вы никогда не пробовали такой вкусный пудинг!

– Лиззи… – начинаю, но не успеваю закончить свой протест, как девочка неожиданно вылетает из спальни, как будто её здесь и не было.

Открыв рот от удивления, я ещё несколько секунд смотрю на дверь, которая осталась слегка приоткрытой, прежде чем встаю и плотно её закрываю – на всякий случай. В комнате становится до невозможности тихо. И скучно. Так что, недолго думая, я принимаюсь осматривать спальню: картины, статуэтки, каждый элемент дизайна. Пока не подхожу к тумбе возле кровати и не открываю выдвижной ящик. В нём аккуратными стопками лежат книги. С интересом я достаю парочку и рассматриваю их обложки. Среди них – «Дэвид Копперфилд» Чарльза Диккенса, «Степной волк» Германа Гессе, «Превращение» Франца Кафки. Тут также есть одна книга на иностранном языке – название, имя автора и весь текст внутри полностью состоят из незнакомых мне букв. Подозреваю, что это либо русский, либо сербский, или что-то вроде того, учитывая, что буквы не латинские. Гай рассказывал, что говорит на шести языках, так что я не удивляюсь. А ещё здесь есть небольшая Библия в кожаном переплёте. Вытаскивая каждую книгу поочерёдно, я случайно замечаю ещё одну. Но она будто бы нарочно была скрыта и лежала намного глубже, чем остальные. Мне не приходится долго рассматривать её, чтобы понять, что это пьеса Уильяма Шекспира «Ромео и Джульетта».

Никогда бы не подумала, что Гай может такое читать. Но, судя по количеству стикеров и внешнему состоянию книги, – она слегка потрёпана, словно её множество раз перечитывали, – Гай читал её с интересом. Я знаю, что это не моё дело и, возможно, я сейчас вторгаюсь в личное пространство, но… совладать с любопытством, когда дело касается внутреннего мира Гая, мне не по силам. И пусть меня простят за это. Вернув все остальные книги на место в том виде, в каком они были до моего вторжения, я достаю «Ромео и Джульетту» и усаживаюсь на кровати поудобнее. Всё равно мне делать нечего. Я раскрываю книгу на той странице, в которой оставлен один из стикеров, и удивляюсь, когда обнаруживаю несколько пометок на полях рукой Гая – красивый аккуратный почерк лежит на слегка пожухлых страницах, как будто даже не портя книгу, а наоборот – украшая.