Затем она затащила меня в свою уютную квартирку и поставила чайник, чтобы заварить чай.

– Что случилось? – спросила она, глядя на меня, уютно устроившуюся в ее мягком кресле и подтянувшую колени к подбородку.

– Ничего, правда. В этом-то и проблема. Броуди сказал мне, что любил меня, когда мы были детьми, и я не смогла с этим справиться. Я действительно не чувствовала себя достойной его любви. Поэтому я сбежала.

– И что потом?

– А потом я просто продолжала убегать.

Она подошла и села рядом со мной на пол.

– И что теперь? Что происходит?

Я вздохнула.

– У меня такое чувство, что мое сердце разорвется, когда мы раздеваемся. – Брови Мэгги поползли вверх. – А иногда… кажется, что мы хотим разорвать друг друга на части.

На этот раз ее губы изогнулись, когда она пыталась сдержать улыбку.

– Вот дерьмо.

Я тоже попыталась улыбнуться.

– Так, может, есть надежда?

Мэгги покачала головой, размышляя.

– Буду честна, милая… Я не уверена, что есть надежда, но, черт возьми, в этом нет ничего плохого. Я имею в виду… если между вами все так напряженно, значит, на то есть причина, верно?

– Ага. – Я крепко обхватила колени, когда она пошла разливать чай. – Он говорит, что я разбила ему сердце, Мэгги. Он думает, что я не хотела его тогда. Что я убежала от него. Но это совсем не так.

Мэгги приняла это к сведению. Она вернулась, вручила мне кружку и уселась на пол, скрестив ноги.

– Ну, теперь очевидно, что ты от него на седьмом небе. Нужно быть слепой, чтобы этого не заметить. Как будто сердечки и радуги вспыхивают в твоих глазах каждый раз, когда ты произносишь его имя. На самом деле, меня немного подташнивает от этой милоты.

– Ты говоришь так, потому что вы женаты и тебе скучно, – поддразнила я.