— А в итоге ты такой дурак. — Вздохнув, подошёл и обнял сына за плечи. — Я могу быть очень гордым за своего сына бессеребренника. А ещё я могу быть очень гордым за сына, который находится на своём месте, в нужное время и в нужном направлении. Зачем тебе какой-то бизнес, когда ты финансист от Бога. Забей. Забей на торговлю. Не твоё это. А вот то, что ты натворил у меня в отделе за все это время пока был на удалёнке— вот это магия! И вот этим я горжусь. Вот у меня сын как может. Не надо пытаться схватить все звезды с небосвода. Достаточно того, что ты одну свою звезду поймал.

И вроде бы после этого Назар успокоился. Стал более лояльным и мне даже показалось, что у него исчезло вот это вот состояние стресса.

Устинья гладила меня по плечу, качала головой. А я глядя на неё, понимал насколько она великодушно. Она ни разу после моего возвращения с матерью, не сказала: “ я от тебя ухожу. Мы с тобой никогда не будем”. Нет.

Я поехал с ней на роды. Мы вернулись домой. Я зацеловывал Мишку так, как будто бы это был первый ребёнок в моей жизни.

И вот в этом состоянии своей принадлежности женщине, я понимал — Бог милосерден.

И моя жена милосердна, потому что позволила находиться рядом. Потому что позволила дышать с ней одним воздухом. Потому что позволила каждый божий день, просыпаясь, рассматривать своего младшего сына.

Я не знал, как аукнется мне эта история дальше, но я понимал, что если бы не её милосердие, то у меня бы ничего не было. Я бы сломался. Я почти точно уверен, что меня бы подкосило ещё на моменте, когда я полетел с матерью в больницу. Если бы не великодушие моей жены— меня бы переломало, перемололо и я бы к сожалению ничего не мог сделать. Я никого бы не мог спасти, потому что так как-то наверное закономерно получается, что мужчина спасает женщину. Но в первую очередь женщина всегда спасает мужчину.

Уходом в ночь, в метель, сыном на руках. На маленькой кухне. Под дождем на ступеньках подъезда.

И спустя два года, стоя с отцами и обсуждая новую постройку, я изредка бросал косые взгляды на свою семью, на матерей, которые сидели в летней кухне, на Устинью, которая бегала за Мишкой, пытаясь поймать его и накормить. На Маруську, которая к своим годам стала прям девочкой-девочкой и не хотела играть в войнушки ни с Михой, ни с Кирюхой. На Кирюху я тоже смотрел. Из него вырастет кто-то особенный, безумно много чувствующий. Я подозревал, что к бизнесу Кирилл не будет иметь никакого отношения, а вот к тому, что он станет кем-то великим— это было абсолютно точно.

Разместив всех гостей поздно вечером, я сидя в своём кабинете вдруг понял, что череда гроз закончена.