Но я не собиралась сдаваться. Однажды вечером я приехала к дому Гедеона и настойчиво стучалась в дверь, пока он мне не открыл. С совершенно обескураженным видом он впустил меня внутрь. Я уставилась на него, сердце колотилось. На губах застыла равнодушная ухмылка, мне захотелось стереть ее поцелуем. На нем были только низко сидящие джинсы с потертостями.

– Ты сейчас зальешь слюной весь пол, – улыбнулся он. – Проходи уж, раз пришла.

Я скинула пальто и прошла в гостиную. Он сходил в комнату и спустился в обычной белой футболке, видимо, решив не смущать меня.

– Зачем ты здесь? – спросил он.

– Ты сегодня поругался с группой.

Гедеон прикрыл глаза, видимо, вспоминая утреннее прослушивание, на котором он забраковал всех гитаристов. Владислав был одержим идеей провести перенесенные концерты, настаивая на поиске нового временного гитариста.

– Если ты пришла пилить меня по поводу прослушиваний, то немедленно уходи! Если ты пришла, чтобы раздвинуть ноги, то спальня на втором этаже – милости прошу!

Он в упор посмотрел на меня своими горящими глазами.

– Нет, я ни за тем, ни за другим пришла сюда, – спокойно проговорила я. – Я пришла сюда за своей музыкой.

Я указала на изящный черный рояль, стоящий в углу комнаты, и продолжила:

– Мелодия «Инь и Ян». Она принадлежит мне.

– Я не помню ее, – буркнул он. – Ни одной ноты.

– Музыку забыть невозможно, – произнесла я жестким тоном и, приблизившись к роялю, подняла крышку.

Гедеон тут же подскочил ко мне и с треском захлопнул крышку обратно, едва не прищемив мне пальцы.

– Я не буду играть, – сбивчиво сказал он. – У меня рука сломана.

– Но вторая рука целая, ты мог бы наиграть основную мелодию и одной. Ты не борешься за нашу любовь.

– Я начинаю сомневаться, что она когда-то была. Ты просто придумала ее и заморочила всем окружающим голову.

Я посмотрела в его глаза, пытаясь поймать в них хоть малейший намек на то, что он что-то помнит о нашей любви.

– Я прошу, сыграй мне. Один раз. Пожалуйста.

– Нет. – Испепеляющий взгляд.