– Я рад, что тебе уже лучше.

Это первое, что он произнес за примерно полчаса. Но лучше бы он молчал. Его голос очень похож на голос Аарона.

– Не нужно, не говори, пожалуйста, – прошу я. К глазам подступают слезы. – Я не хочу слышать это. Прости, но ваши голоса очень похожи. И я не могу…

Ноа опускает голову, возможно борясь с болью внутри. А возможно, просто жалея, что пришел ко мне. И уж лучше, чтобы это был второй вариант. Мне будет легче, если он будет ненавидеть меня.

– Я не знаю, какие отношения у тебя были с Роном, – произносит он и делает паузу. – Хотя я всегда видел эту искру между вами. И, возможно, она разгорелась настолько быстро, что я даже не заметил.

Я молча смотрю перед собой. Словно Ноа здесь нет, словно все это продолжение сна.

– У меня было намного больше времени, чтобы смириться с утратой. И с каждым днем мне становится легче, потому что мысль о том, что он наконец-то увидится с родителями, согревает мне сердце.

Слезы предательски струятся по щекам. Я плачу, не издавая ни звука, просто потому что сил на рыдания больше нет.

– Я очень надеюсь, что все это не сказки и он действительно рядом с семьей.

В палате снова повисает тишина. Да, может быть, он с семьей. Но он должен быть с семьей здесь. Он должен быть с сестрой, которую обещал защищать и никогда не бросать. Он должен быть рядом здесь, на земле.

– Прости меня, – нижняя губа дергается, а голос дрожит. – Прости меня, Ноа. Я не хотела этого. Я никогда не хотела бы этого. Я бы все отдала за то, чтобы вернуться назад. За то, чтобы спасти ему жизнь. Простите меня, пожалуйста. Пожалуйста…

Последние слова даются мне с трудом. Ноа – первый, с кем я заговорила, и уж лучше бы молчала.

– Ты не виновата, Эмма. Мотоцикл был сломан.

Я поначалу не улавливаю его слов. Но потом до меня доходит. Аарон говорил то же самое.

«У меня были проблемы с мотоциклом, но я не успел исправить их до гонки. Так что это я должен извиняться за произошедшее».

– Почему ты так в этом уверен?

Я была уверена в том, что он скажет, что полиция осмотрела мотоцикл. Или что он знал это с самого начала. Или еще что-то, бог его знает. Но он произнес то, что окончательно разбило меня на кусочки. То, что останется со мной до конца жизни.

– Он несколько минут был в сознании после аварии. Аарон все твердил, что мотоцикл сломан, что его не успели починить. Он все говорил и говорил, даже шутил. Но нам было совсем не смешно. Он просил передать, что твоей вины в этом нет. Просил извиниться, что подверг твою жизнь опасности, словно уже понимал, что не сможет сказать этого сам.