А в феврале я впервые услышал, как звучит её голос. У нас менялось меню на выпечку, завезли и напекли целую стопку новых пирожков, булочек и даже маленькие пиццы. Но как всегда в нашей сети? Правильно: товар привезли, а ценников на них ещё нету. И вот наша клиентка, задержавшись у витрин и набрав новые пирожочки, пришла к кассам, да так и застыла. Нечего пробивать, нет такого товара.

Она подняла растерянные глаза от выпечки на экран, а потом обвела взглядом зал до касс. Чистые, ясные, пронзительно зелёного цвета глаза скользнули по мне, а потом остановились на кассирше Ясе, которая как раз выкладывала на витрину сигареты.

— Не подскажете, как быть? Нет среди товаров…

— Да вы ко мне идите, сейчас что-нибудь придумаю.

— Спасибо, — милая улыбка. — А то сын меня съест вместо этих пирожков.

Они тогда даже поболтали о чём-то с Яськой, обменялись шутками, обсудили сдобу. А я стоял как последний придурок, и с места не мог сдвинуться. Голос! Мягкий, словно нараспев говорит, и приятный до дрожи. Таким нужно с утра спрашивать у мужа, не сварить ли ему кофе. А лучше и вовсе без кофе, а просто шептать на ухо что-то приятное. И в себя пришёл только после того, как эта птичка снова всунула в уши наушники и покинула магазин.

— Тимурка, притащи стремянку, а то до верхней полки не достаю, — окликнула меня одна из продавщиц, и я наконец стряхнул с себя остатки наваждения.

— Сейчас, тётя Дуся, — киваю, а сам еле ноги переставлять могу. В ушах всё ещё звучит чужой приятный голос.

Глава 2

Глава 2

Теперь дни не просто отмерялись приходом птички — я уже ждал этих визитов. Взгляд сам цеплялся за нужный силуэт, и даже говорить не стоит, что всякий раз к назначенному времени я уже был у линии касс.

Она почти не менялась — кроссовки, джинсы, толстовка. Небольшая сумочка через плечо. Спина прямая, движения размеренные и чётко выверены, словно намерено экономит силы и энергию. Птичка всегда знает, что сделает в следующий момент, и это… завораживало. Мне нравилось наблюдать за движениями её рук и размышлять, как она так же строго и размеренно складывает только что наглаженные рубашки или расставляет покупки в холодильник. А иногда, в особо безумные дни, на ум приходило, что возможно дома она другая. Мягкая, нежная, и движения её становятся плавными и тягучими. И тонкие пальчики с короткими ногтями, которые при мне уверенно поворачивают упаковку молока штрих-кодом к сканеру, могут скользить по чьей-то коже.

График у птички был привычным, и, кажется, сменился лишь один раз. Я даже уточнил у коллег, нет ли сейчас каникул, но те лишь разводили руками и спрашивали, зачем мне это. А что я им скажу? Что превратился в сталкера и начинаю волноваться, если женщина — между прочим, взрослая, с ребёнком и наверняка всё-таки замужняя — не появляется на пороге нашего магазина в тринадцать часов по Москве? Бред.