РоманыИз песка и пепластр 214
Светлый фон
Произнеси я такое вслух, моя еврейская бабушка перевернулась бы в гробу, а дядя Августо обвинил бы в святотатстве. И все‑таки это правда. В Анджело я обретаю собственный проблеск божественного, островок покоя. Когда он меня целует, когда обнимает, я начинаю верить, что жизнь состоит не только из боли, страха и страдания. И впервые за много лет чувствую надежду. Чувствую, что Бог действительно любит своих детей – всех до единого – и именно Он дарит нам мгновения света и радости посреди бесконечных испытаний.

Анджело закрыл книжку и заплакал.

Глава 22 Нигде

Глава 22

Нигде

После недели пребывания в Борго-Сан-Далмаццо их снова посадили в поезд. На этот раз к ним присоединились мужчины, женщины и дети из Других мест, которых тоже свезли в транзитный лагерь. Поезд состоял из двадцати вагонов, и в каждый из них затолкали примерно по сотне евреев. Многие были с семьями и шумели, чтобы им позволили остаться вместе. Ева была одна, а потому безропотно позволила втолкнуть себя в тесный вагон, в то время как более отчаянные люди цеплялись друг за друга и пытались выбить местечко получше. Ева нашла какой-то угол, сползла по стене, как на первом этапе пути, и постаралась забыться сном. Все равно в поезде было слишком темно, чтобы разглядеть хоть что-нибудь.

Стоило ей подтянуть колени к груди и отрешиться от душной тесноты вагона, как ноздрей коснулся запах табака и завиток дыма. Ева тут же вскинула голову, пытаясь вдохнуть их полной грудью. Он сидел рядом – точно такой же, как в их последнюю встречу, – вытянув перед собой ноги, словно в его распоряжении было все пространство мира. В одной руке он держал трубку, чей огонек слегка рассеивал темноту, в другой – бокал темного вина, напоминавший в его ладони гигантский драгоценный камень. Еве так хотелось пить.

– Папа? – позвала она, и собственный голос прозвучал у нее в голове тонким и ребяческим.

– Батшева, – ответил отец с улыбкой, катая в ладони бокал вина; однако эта улыбка быстро поблекла. – Ева, почему ты спишь? – упрекнул он ее.

– А что мне еще делать?

– Бороться. Жить.

– Я больше не хочу бороться, папа. Я хочу быть с тобой. С дядей Феликсом, дядей Августо, Клаудией и Леви.

– И Анджело, – закончил за нее отец. – В первую очередь ты хочешь быть с Анджело.

– Да, хочу. Он там? С тобой? – Ева все бы отдала, чтобы его увидеть.

– Нет. – Камилло покачал головой. – Он там, с тобой.

– Где? Я в поезде! Меня везут в Германию.

Отец коснулся ее щеки. Она чувствовала его ладонь – легкую и долгопалую.

– Анджело теперь в тебе. Его плоть – твоя плоть, его ветвь – твоя ветвь.