Самого Майкла мы не видели. Он, не успев завершить одно заседание, начал другое, с повесткой «Дальнейшая работа без половины членов Дойла». Теперь же, судя по сугубо коркскому урчанию из кухни, Майкл явился к Томасу домой. Слов я не разбирала, но повышенные тона говорили о крайней степени смятения. Томасов голос прорывался нечасто, и каждый раз я улавливала успокаивающие нотки. Не позовут ли меня, не попросят ли заглянуть в хрустальный шар? Нет, кажется, не попросят. Вон дверь входная хлопнула. Всё затихло в доме. Тогда я выскользнула из постели, набросила синий капот прямо на голое тело и стала спускаться по лестнице – к кухонному теплу и к моему супругу, наверняка погруженному в тяжкие размышления.

Томас сидел за столом – колени врозь, голова опущена, в ладони чашка с черным кофе. Я взяла кофейник, плеснула кофе и себе, насыпала сахару и лила молоко до тех пор, пока жидкость не сделалась карамельно-бежевой. Залпом выпив ее, я устроилась напротив Томаса. Он протянул руку, поймал мой локон, рассеянно покрутил и выпустил. Рука снова упала на колени.

– Это Майкл приходил, да?

– Да.

– Как он?

Томас вздохнул.

– Угробит он себя. Всем хорош быть хочет, а разве такое возможно? Люди мира требовали – он добыл для них мир. Нашлась кучка недовольных – Мик в лепешку расшибается, чтобы и этим угодить.

Так оно и было. В последние месяцы своей жизни Майкл Коллинз на части рвался. Усилия вымотали его, иссушили, опустошили. При мысли о нем стало больно в груди. Не смей, сказала я себе, не вздумай разрыдаться или выложить Томасу правду. Только не сейчас.

– Томас, ты хоть поспал?

– О да. Ты меня настолько измотала физически, что я отключился на несколько часов. – Томас коснулся было моих губ, как бы с целью напомнить о наших поцелуях, но сразу же виновато отнял палец. Будто стыдился, что счастлив со мной, что я дарю ему наслаждение и утешение, которого лишен его лучший друг. – А вот Мик, боюсь, даже не прилег. Часа в три я услыхал, как он меряет кухню шагами, и спустился к нему.

– Уже почти рассвело. Куда он ушел?

– В церковь. Мессу послушает, потом исповедуется, потом причастится. Знаешь, Энн, убийцы и предатели с такой регулярностью храм Господень не посещают. – Томас почему-то говорил шепотом. – Мик однажды обмолвился, что молитва действует на него успокаивающе. Проясняет мысли. Кстати, отдельные остряки Мика за это вышучивают. Чисто ирландская особенность – отказывать человеку в праве на причастие, браня за грехи. По мнению некоторых, Мик – святоша. Другие лицемером его обзывают. Мол, для Коллинза и церковь вроде трибуны: куда бы ни пойти, лишь бы напоказ.