Обещание не было пустыми словами, способом отделаться от назойливой старухи. Я и правда решила к ней съездить.
* * *
Что касается верхней полки, я собиралась с силами несколько дней. Входила в библиотеку, косилась на лестницу – и выскакивала вон. Подняться по ступеням, балансировать на узенькой рейке? Разве не этим я занимаюсь с тех пор, как выпала из 1922 года? Разве я не зависла над пустотой? Равновесие может нарушиться ежесекундно – влево ли, вправо ли качнется метафорическая леска с крючком. Я не сплю ночами, я даже вдохнуть поглубже не рискую. Самое интересное, я продолжаю жить. Я почти притерпелась к боли.
Кончилось тем, что Кевин застал меня в обнимку с лестницей, со взглядом, прикованным к верхней полке.
– Вам помочь, Энн?
Прямо чувствовалось, насколько ему трудно дается это «Энн» без «мисс» или «мэм». Сама себе я показалась старухой. Можно подумать, у нас с Кевином разница в возрасте не шесть лет, а все шестьдесят.
Я отпрянула от лестницы, однако равновесие сохранила.
– Да, пожалуйста. Посмотрите, нет ли там, наверху, блокнотов в кожаных обложках. Если есть, давайте их сюда.
Перед мысленным взором возник озерный берег, я услышала чмоканье воды среди камушков. Вот и решилась. Теперь вдохнуть поглубже…
Кевин полез по ступеням, металлическая лестница загудела под ним.
– Ага, вижу блокноты! Навскидку штук шесть-семь будет.
– Откройте любой и посмотрите, каким числом датирована первая запись. И последняя тоже.
– Ладно, – отозвался Кевин. В голосе сквозило сомнение – вероятно, в моей адекватности. Зашелестели страницы.
– Этот конкретный начинается с 4 февраля 1928 года, – произнес Кевин. – А заканчивается… погодите, найду… заканчивается в июне тридцать третьего.
– Прочтите вслух какой-нибудь отрывок. Любой. Только дату назовите.
Видимо, перелистнув наугад несколько страниц, Кевин выдал:
– Запись от 27 сентября 1930 года.
И начал читать: