– Твоя поездка в Берлин оказалась бесполезной, Генрих? – отважилась спросить баронесса.

– По всему видимо, да, дорогая. Сегодня я должен был встретиться с человеком, который обещал мне договориться о переброске нас в Англию на транспортном самолете Ju.290. На связь никто не вышел. Неужели он решил сдать нас гестапо?

– Генрих, если бы это было так, то нас бы давно взяли. Ты предложил достаточно денег за эту услугу. Может, он действительно не смог. Или хочет повысить ставки.

– О, господи, Амалия! Единственный человек, которому я доверяю, – это Джонатан, и тот в Англии. Амалия, я не хотел тебя пугать раньше времени, но завтра мне надо явиться в комиссариат гестапо.

– Генрих, явиться – это еще ничего не значит, – успокаивала себя и мужа Амалия. – Если бы они что-то подозревали по поводу Райнера, то ты сам знаешь, как эти люди открывают двери в чужие дома. Они не ждут приглашения.

– Так-то оно так. Думаю, надо просить помощи у Брауна. Нацисты наступают на пятки. Кругом недоверие. Доверенный человек из люфтваффе сказал, что в случае провала войны наверху готовят эвакуацию руководителей рейха во главе с Гитлером.

– Генрих, я думаю, нам надо успокоиться и подождать. Еще есть время. Рассуди сам. Если человек знает, что фюрер готов к бегству, ты думаешь, подданных не посещают такие же мысли и они не захотят позаботиться о своем будущем и своей безопасности?

– Где-то ты и права. Завтра узнаю, что им от меня еще надо. Детей пока не посвящай ни во что. Спокойной ночи, Амалия.

************************************

Генрих провел ночь в беспокойстве. Утро выдалось пасмурным. Нортемберг накинул плащ и поехал в комиссариат.

Барона встретил оберштурмбанфюрер Вогел.

– Доброе утро, господин фон Нортемберг. Давно не виделись. Как ваши дела? Я слышал, что вы продали дом?

– Да, приходится чем-то жертвовать, чтобы выжить. Но надеюсь после нашей победы вернуться в свой славный Бремен.

– Вы решили покинуть страну?

– Было бы на что, оберштурмбанфюрер! Шучу! Что вы? Решил переехать ближе к Берлину. Может, там будет и спокойнее. Амалия каждый раз пьет лекарства, когда начинают бомбить. Кто знает, как долго бы нам сопутствовала удача? Тем более этот дом наводит на супругу грустные воспоминания о сыне.

– Да, да. Сочувствую вам. Это война, и кто-то должен жертвовать своей жизнью ради Великой Германии!

«Только что-то ты не спешишь, оберштурмбанфюрер, пожертвовать своей!» – стараясь производить впечатление убитого горем отца, подумал Генрих.

– Я вот только никак не пойму, как вы умудрились враз потерять все состояние?