— И как долго?

Она намазывала глазурь на верхнюю часть торта, и ее аромат сводил меня с ума.

— Хм? Что как долго?

— Будешь печь торты?

— Столько, сколько потребуется, — ответила она, отмахнувшись от меня, словно от назойливой мухи.

— Отлично. Пеки. Как можно больше в день. Заморозь их.

— Не-а. Ты настаивал на свежих тортах. Значит придерживаемся этого. И каждый третий день.

— Ты испытываешь мое терпение. Я прикажу тебя увезти.

— Попробуй. Я снова вернусь. На этот раз ты не победишь. — Она скрестила руки на груди. — Я такая же упрямая, как и ты, старик. Мы можем сделать это сложным или легким путем.

— И как же?

— Самый простой способ — это выгнать меня. Я буду продолжать занимать деньги и возвращаться.

— Я продам виллу.

— Я скажу Паоло, чтобы он купил ее. Ты же сам сказал, я получу все, что хочу. Я приеду в Неаполь. В Лондон. Я знаю все твои адреса.

— Если это ты считаешь легким путем, то каков же тогда сложный?

— Ты признаешься, что любишь меня и хочешь, чтобы я была здесь, — мягко сказала она. — Так же сильно, как я люблю тебя и хочу быть здесь с тобой.

Я отпрянул назад, ошеломленный.

— Я знаю, что ты волнуешься. Мы можем справиться с этим вместе, Данте. Перестань быть Робин Гудом. Перестань избегать жизни и живи ею. Вместе со мной. Ты сделал меня цельной, дал мне почувствовать, что я что-то значу, и я не позволю тебе отнять это у меня, потому что ты боишься.

Она вздернула подбородок.

— Я никуда не уйду, приятель, так что привыкай к этому.

Девушка была прекрасна в своем гневе. Ее глаза сверкали, завеса слез заставляла их блестеть. Ее грудь вздымалась и опускалась от волнения. Когда злилась, ее голос становился глубоким, низким, почти рычащим.