Зрители аплодируют ему, но я не могу. Я рад за Кая. Рад за Макса и Миллер. Но я играю в бейсбол со своим братом уже почти тридцать лет, и не знаю, как продолжать без него.

Он поднимает руку, чтобы успокоить собравшихся.

– Есть еще один человек, к которому я должен обратиться.

Он переключает внимание на меня, но тут же отводит взгляд, чтобы собраться с силами, вцепившись в трибуну обеими руками и опустив голову. Когда Кай снова поднимает глаза, становится ясно, что несколько слезинок катятся по его щекам.

– Есть одна-единственная причина, по которой я всю свою жизнь люблю эту игру. Это не победа, не страйк-ауты, не болельщики и не слава. Я полюбил бейсбол благодаря своему брату. Исайе было четыре года, а мне – шесть, когда мы впервые присоединились к одной команде ти-болла [29]. Формально он был еще слишком маленьким, но я сказал маме, что не буду играть, если брата не будет рядом. И с тех пор у нас так и повелось: мы всегда вместе.

Прикусив губу, я киваю в знак согласия, ощущая острое жжение в носу и резь в глазах. Я не хочу показывать свои эмоции всем этим людям. Хочу спрятаться в туалете, остаться со своими слезами один на один.

Но когда Кеннеди берет меня за руку и ободряюще сжимает ладонь, я больше не могу сдерживаться.

Я быстро оцениваю обстановку: владельцы команды за нами не наблюдают, на меня смотрит только она. Кеннеди рядом со мной. И когда по щеке скатывается первая слеза, я крепче сжимаю ее руку.

– Ненавижу тебя за это, – одними губами говорю я своему брату, стоящему на сцене.

Кай смеется, но слезы продолжают течь по его щекам, потому что он никогда не боялся признаться, что ему грустно или тяжело.

– Как бы я ни любил бейсбол, больше всего я буду скучать по тебе. Мне нравится играть с тобой на одном поле. Путешествовать с тобой. Проводить вместе каждый божий день. Как же мне повезло, что у меня есть лучший друг и брат одновременно! Есть вещи, которые никто, кроме нас, не поймет. То, что мы пережили. Люди, которых мы потеряли… И все это время нашей целью было находиться здесь, в этой лиге, вместе. Что ж, мы сделали это, младший брат: ты и я. И ты был прав. Приятно, когда все заканчивается вот так.

Сдавленные рыдания сотрясают мою грудь, но я сдерживаю их. Однако это никак не помогает унять слезы, текущие по моим щекам. Даже не хочу знать, что подумают товарищи по команде, увидев меня в таком состоянии.

Но это беспокойство улетучивается, когда краем глаза я замечаю, как Кеннеди проводит ладонью по лицу, все еще держа меня другой рукой.

Моя уравновешенная девочка никогда не плачет. Однажды, в день нашего знакомства, она чуть не разрыдалась, но с тех пор – ни разу. А теперь она плачет из-за меня.