Я стягиваю с него трусы и даже без света вижу, какой он длинный, толстый и твердый.

– Тюльпан, ты не представляешь, как часто я думал об этом, сколько раз ты мне снилась… Но без тебя все не то – никакой пляж, никакие горы, никакое небо не радует. Ты мне нужна, нужна, так нужна! Ты единственная, кто по-настоящему меня знает, кто видит таким, какой я есть.

Он выдыхает, подаваясь навстречу бедрами, а затем решает не тянуть время и забирается ладонью под мои трусики, вводит палец внутрь, и я прогибаюсь, потираясь о его руку там, где тянет сильнее всего. Склонившись, я целую его грудь, скольжу языком и зубами, оглаживаю ладонями кожу, наслаждаясь им, его запахом, его вкусом – всем, что я так не хочу забывать.

– Презервативы, – говорю я между поцелуями.

– У меня нет, – бурчит он.

– Придурок!

Он касается моего подбородка.

– Ты последняя девушка, с кем я был. Мне не нужны презервативы.

– У меня тоже никого не было. Ты единственный, кто мне нужен. – Подумав, я добавляю: – У меня сейчас безопасные дни.

Я запускаю руки в его шелковистые волосы, впиваюсь пальцами в кожу головы, а он помогает мне встать и жарко смотрит, медленно спуская с меня трусики. Я вся дрожу от желания и надежды, словно рвущаяся в небо птица. Как долго, как же долго!

Он прикусывает мою нижнюю губу, смотрит, и я верчусь перед ним. С улыбкой он притягивает меня ближе, сажает обратно, и я упираюсь коленями по обе стороны от него. Глядя прямо в глаза, он скользит в меня, будто сталь входит в шелк, и мы стонем, а затем замираем, тяжело дыша.

– Тюльпан, Тюльпан, ты такая хорошая, только ты, ты, ты, ты… – бормочет он, выходит из меня на всю длину, а потом снова входит, и его плечи дрожат. – Такая сладкая. Твою мать, какая ты сладкая!

– Нокс… – стону я и выгибаюсь в его руках.

Он берет меня, держит за бедра, толкается внутрь и не отводит глаз.

Я цепляюсь за его плечи, когда он меняет угол и касается клитора. Движется грубо и быстро – так хорошо, так хорошо… Его пальцы впиваются в кожу. Его взгляд обжигает.

– Ты моя, – говорит он, и, когда его ладонь скользит между нами и ложится на клитор с одной только целью, я умоляю его, утопая, никогда не отпускать меня, быть рядом, позволить мне принадлежать ему, быть его миром. И содрогаюсь, кончая с его именем на губах.

– Тюльпан, Тюльпан… – стонет он и срывается в пропасть вместе со мной, а его глаза пылают. И я так – так сильно! – люблю его, что становится больно.

Он дышит мне в шею и прижимает к себе, слегка покачивая, и я крепко его обнимаю.

Какое-то время мы сидим так, цепляясь друг за друга, пока он гладит меня по спине и шепчет мне на ухо, какая я красивая, какая живая.