Даниэль, о котором я напрочь позабыла, что-то буркнул и взял бутылку сидра. Та оказалась пуста. Он поставил ее обратно и направился к бару.

– Ven aquí, tonta[73]. – Гонсало прижал мою сестру к груди, положив подбородок ей на макушку, и прошептал нам одними губами: – Срочно надо выпить.

Ага. Только это и спасет вечер, если невеста рыдает в голос из-за байки, не имеющей ничего общего с реальностью.

Потому что так оно и есть.

Все – вранье. Спектакль.

Аарон отыгрывает роль. Именно так, как я просила.

Он приукрасил наше прошлое, изменил его, чтобы оно вписывалось в выдуманную реальность. Вот и все. Нас связывают те же отношения, что и в Нью-Йорке.

Если не считать того, что его назначат на новую должность. Скоро он будет моим боссом.

Слышишь ты, глупое сердце? Хватит шалить.

Все, что касается Аарона Блекфорда, – одно сплошное притворство.

Когда мы подъехали к следующему пункту назначения – клубу (точнее, скромному бару, по ночам открывавшему танцплощадку), я на девяносто девять процентов убедилась, что не просто в подпитии, а откровенно пьяная.

Оставалась тень сомнений. Под влиянием сидра сложно было понять, вызваны ли мои чувства алкоголем или всему виной мужчина, который ястребом следит за мной весь вечер.

Аарон перестал пить где-то между истерикой Изабель и прибытием остальных участников девичника и мальчишника. Он был абсолютно трезв, а значит, запомнит каждую минуту нынешнего вечера. Не факт, что это хорошо. В первую очередь потому, что всякий раз, когда он до меня дотрагивается, я откровенно вспыхиваю, а потом растекаюсь лужицей по полу. А еще потому, что, когда он наклоняет голову и спрашивает, все ли у меня впорядке, сердце выскакивает из груди и падает в живот.

Остальное заботило мало – гораздо больше занимало то, как музыка грохочет в ушах и отзывается в ступнях, пока мы двигаемся в темном переполненном зале.

Пробираясь сквозь людское море и ведя за собой всю нашу компанию – которая к тому времени изрядно поредела, – я вдруг качнулась и чуть не упала. Аарон, шагавший рядом, подхватил меня, обняв за талию и пристроив руку на бедре.

Стоило спиной коснуться его груди, как все нервные окончания в сто двадцатый раз за ночь вспыхнули огнем. Каждый сантиметр кожи, прильнувшей к нему, моментально нагрелся даже сквозь двойной слой ткани: мою блузку и его рубашку.

Длинные сильные пальцы на бедре сжались.

Я повернулась, чтобы посмотреть Аарону в лицо, совершенно не заботясь о том, что губы приоткрыты, а глаза, по всей видимости, заволокло пьяной пеленой. Я и сама была словно в тумане. Уж не знаю, по какой причине – из-за выпивки или Аарона, – но я совершенно собой не владела.