— Максимум, что я слышала, — несколько слов о Тако и о бабушке. Знаешь, у нас был план привезти ее сюда вместе с собакой, но она сказала, что сыта Нью-Йорком по горло. Пару лет назад была здесь, навещала Лину. Говорит, тут все настолько огромное, что у нее появляется… хм… цыплячья кожа. Чаро не смогла перевести мне это выражение.

— Piel da gallina? «Мурашки по коже». — Лукас хмыкнул, однако, судя по всему, мыслями от бабушки и от мурашек был очень далеко. — Так что ты хочешь знать, прекрасная Рози?

Я хотела знать все.

— Ты скучаешь по дому?

— И да и нет.

Я передвинулась на краешек стула, и мои колени оказались между его ног.

— Расскажи, по чему конкретно скучаешь?

Из него словно выпустили воздух, и я, встревожившись, положила руку ему на бедро. Он в ответ коснулся ногой моего колена и ответил:

— Скучаю по своей прежней жизни. Порой просыпаюсь с ощущением, что все вернулось; начинаю размышлять, на какой бы пляж податься, пока не нахлынул народ. А потом вспоминаю…

— Что вспоминаешь?

Он уставился на мою руку, по-прежнему лежавшую на его бедре.

— Что я не в Испании. Что я уже не тот, каким был.

— Лукас… — прошептала я. Не знаю, что он услышал в этом слове, но осторожно сжал мою ладошку в руке. — Почему ты приехал именно сюда? От чего ты бежишь? Пытаешься забыть случившееся?

Лукас нежно поцеловал мое запястье.

— Не бегу, ангел мой. Бывают дни, когда вообще двигаться невмоготу.

Ангел… Мое сердце застучало чаще.

— Что же тебе сейчас нужно? — Я была готова снять для него луну с неба. — Ждешь, когда снова появится настроение двигаться вперед?

Лукас пристально посмотрел мне в глаза.

— Сам не знаю, Рози. Вот это меня больше всего и пугает.

У меня внутри будто что-то оборвалось. Желание облегчить его муки с каждой секундой росло.