— Послушай, Дрю, я не хотела, чтобы до этого дошло, но я чувствовала, что у меня нет выбора.

Нет выбора?

Что это значит?

— Это была ты? Или ты рассказала кому-то, кто продал эту историю? — Я уже знаю, как это дерьмо работает, и оба ответа могут быть правдой.

Она колеблется, взвешивая ответ.

— Второе. — Ее голос такой тихий, что мне приходится напрягаться, чтобы расслышать его в гулком хаосе тренажерного зала. Тренажеры, ворчание людей, музыка.

— Не было выбора? О чем ты говоришь? — требую я, когда разочарование нарастает. — Мы должны были поговорить об этом до того, как это стало достоянием общественности.

— Я знаю, знаю. — Она вздыхает, звуча пораженно. — Но я не знала, как тебе сказать. А потом рассказала брату, и он пришел в ярость, а я запаниковала.

Я провожу рукой по волосам, пытаясь осмыслить ее слова.

— И этот тупой придурок решил, что обращение к прессе — лучшее решение?

— Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя в ловушке или обязанным.

Слишком поздно, блядь, для этого.

Мой телефон разрывается. Мои братья угрожают прилететь сюда ближайшим рейсом, а мама хочет подать на Донахью в суд за клевету, ложь и оскорбления.

Товарищи по команде.

Мои тренеры.

Все, включая СМИ, вцепились мне в задницу.

Я испускаю разочарованный вздох, разрываясь между гневом и странным чувством понимания.

— Тесс, — говорю я спокойно. — Мы в этом деле вместе, нравится тебе это или нет. То, что Грейди обратился к прессе, даже не поговорив сначала со мной, было дерьмовым поступком. Пожалуйста, скажи мне, что ты не знала об этом.

— Я не знала.