– Заткнись, Люсинда! Просто заткнись, иначе я за себя не ручаюсь, – рычит Николас, а я, применяя силу, не даю ему сделать шаг, как и Пирс, продолжающий удерживать его.
– Не трогай меня, – сбрасывает руки Пирса от себя, отталкивая его так, что мужчина летит в стену, ударяясь о картину, с треском падающую на пол.
– Хотите знать? Да! Чёрт бы вас побрал, да! Я устроил Мишель на работу, потому что она единственная, ради которой я стою здесь, – хватает меня за руку, как куклу подталкивая вперёд, а потом к себе.
– Вот наш отец подох, поняла? А её умер из-за порока сердца. Он умер, мать твою, слышишь меня? Он умер, как нормальный человек, и я был последним, кто его видел живым, – шипит он прямо мне в ухо, но это слышат все. От горечи ком встаёт в горле, и я закрываю глаза, пытаясь обуздать страх.
– Николас, как ты можешь? Прекрати это немедленно. А ты, Люсинда, извинись перед Мишель. Это было отвратительно. Кощунственно так говорить о покойниках, – всхлипывая, произносит Эмбер.
– Только я тебя любила, а ты променял нас на эту шлюху…
– Блять…
– Нет! Прошу, нет, не надо! – Кричу я, разворачиваясь, и упираюсь в грудь Николаса ладонями.
– Люсинда! Что за поведение? – К нам подбегает Арнольд. Но я вся в нём, сейчас применяя силу, обнимаю того, кто в данный момент испытывает большую боль, чем я. Обнимаю его и шепчу, чтобы остановился, чтобы успокоился, меня не волнуют её слова. Ничего не волнует, только он.
– Любила? Никто из вас меня не любил, – низко говорит Николас, обнимая меня, так крепко, словно желает мне передать свою боль, делится ей, и я принимаю. Со слезами, но принимаю, а губы дрожат. Вся дрожу в его руках.
– Вы не знаете, что такое любовь. И я не знал. Ты, мама, хотела, чтобы мы стали образцовой семьёй, ведь встретила Арнольда. Мы тебе стали неинтересны, таскала меня по идиотским семинарам, как будто я был недоразвит. Но нет, я был убит внутри. Ты всё забыла, забыла обо всём, что сделал с нами твой муж, которого выбрала ты. А я помнил. Каждый день, каждую минуту и каждую секунду. Я…
– Николас, прекрати! – Грозно пытается остановить его Арнольд.
– Но я выжил, став таким же, как он. Могу ли я это назвать жизнью? Нет, – продолжая, Николас отрывает меня от себя и делает шаг к ним.
– Я наслаждался болью, которую из-за тебя он вложил в меня, потому что ошиблась ты, а мы были игрушками для него. Тебя никогда не интересовало, что у меня внутри. Как и всех вас. Никогда. Вы только хотели быть идеальными. А я вот – паршивая овца. Самый ужасный ваш кошмар, так вы меня видели, называли так и стыдились. Думаете, я идиот? Но я проглотил это, потому что не знал иного. Думал, что должен доказать вам – умею иначе. Умею обеспечивать себя и вас. Ничего не знал, пока не встретил её. Вот её, – хватая меня за руку, вытаскивает вперёд, а я не могу смотреть на людей, шокированных его словами. Плачу, глаза застилают слёзы.