— Не о чем нам разговаривать, — бурчу, поправляя шапку с помпоном на голове дочурки, беру ее маленькую ладошку и припускаю вон из торгового центра, вся взъерошенная и с раскрасневшимися щеками; Майя семенит за мной, поглядывая на догоняющего нас отца.

— Мусь, а пуся… — слышу тихое и растерянное.

— Лия, твою ж… — дергает меня за край шубки Артем, заставляя остановиться и посмотреть на него. — Какого лешего ты творишь? — тихо рычит, чтобы мышка не услышала, отвлекшись на внушительный аквариум.

— Смотлите, какие лыбки…

— Ты можешь нормально объяснить, а не пороть горячку? Малыш, я не умею мысли читать, — разводит мой мужчина руками.

— Иди вон, тебя твоя любимая ждет, — бросаю в сердцах, скрежеща зубами.

— Какая любимая?!

— Работа, Стельмах!

— Ты совсем рехнулась? Что мне теперь сделать? Бросить все? Господи, как я устала воевать с вашей семейкой…

— Что это значит?

Тяжкий вздох, больше похожий на грудной рык, и Артем запускает пятерню в свою шевелюру, взъерошивая волосы. Одна прядь падает на лоб, и мои ладони буквально начинают зудеть от желания убрать ее. Но нет. Я зла. И обижена.

— В жизни ни перед кем не оправдывался, Лия, но я клянусь тебе, что вся ерунда, которая сейчас происходи, не от меня зависит.

— Я не прошу тебя все бросить, но хотя бы сегодня, сейчас ты мог бы… — поджимаю губы и, как ребенок, топаю ногой, — ай, что толку! Объяснить? Объясняю! Мне надоело, что тебя нет рядом. Всю неделю я одна, Артем. У меня, может, есть новости, я, может, с тобой поговорить хочу, а у тебя только работа да работа. По-другому я себе наши отношения, знаешь ли, представляла. А в итоге что получила? Для секса с таким же успехом ты мог свою Жанну под боком держать!

— Алия.

— Отстань.

— Отлично, — прилетает мне в спину ехидный смешок. — Поговорили.

Как дошли с мышкой до машины, не помню, собственно, как и всю дорогу до дома. Артем за нами не поехал, оно и понятно. Почему? Ну так работа же. Внутри полный разброд и эмоциональное шатание. Разбег за две секунды от “хочу поцеловать” до “дайте мне что-нибудь потяжелее, чтобы сразу и наверняка”. Вроде и обидно до боли в сердце, а вроде и на пустом месте. Майя, конечно, ничего не понимает, но покорно плетется за мной. Молча и без пререканий. Который раз удивляюсь разумности своей дочурки. Другой ребенок бы уже в сопли, слезы и истерику, но мышка нет.

— А пуся потом плиедет, да? — говорит, заходя в квартиру и стягивая шапку; на меня смотрят большие изумрудные глазки за веером густых ресниц. Папина дочка. Однозначно. Иногда думаю, что и ее спокойствие, и упрямство тоже отнюдь не Сергановские.