Мать не поехала провожать нас в аэропорт, и я очень надеюсь по прилете узнать, что то злосчастное досье у нее. Вот тогда-то я с гордо поднятой головой и победным видом выскажу родителю все, что о нем думаю.
— Алия! — слышу неожиданно крик из-за спины, пробирающий до костей, родной голос, который уколом совести отдается в сердце. — Лия!
Оборачиваюсь, не веря в то, что он действительно здесь. Но это так. Встречаюсь с грозным взглядом любимого мужчины и замираю, словно прирастая к бетону.
— Папуля! — завизжала мышка, выдергивая ладошку из моей руки и срываясь через весь огромный зал к бегущему к нам Стельмаху.
До последнего искренне надеялась, что Артем узнает только после того, как мы уедем. Молилась, чтобы ничто не привело его сюда — в аэропорт. Не хотела еще больше разбивать ему сердце и делать больнее. Но придется. Теперь придется, потому что иначе отец мне не поверит, а мать, судя по ее молчанию, еще не успела выкрасть документы.
Ох, лучше было просто молча уйти, чем то, что я вынуждена буду ему сказать сейчас.
— Лия, будь благоразумна! — предупреждает отец, выглядывая из-за спины, посматривая на Артема, который уже подхватил мышку на руки и размашистым шагом идет к нам.
— Куда ты собралась? — ошалелый взгляд, волосы взъерошены, верхние пуговицы рубашки расстегнуты. Растерянный, растрепанный и такой… мой. Грудь мужчины вздымается от учащенного дыхания, а желваки на лице ходуном ходят. Небритый, уставший, осунувшийся, словно с момента нашей последней встречи не пара часов прошло, а пара месяцев. Руки сами неосознанно потянулись к нему обнять, прижаться, но отец, как надзиратель, ходит за спиной, меряет шагами зал и прожигает взглядом.
— Мы уезжаем, — с неимоверными усилиями беру себя в руки. Не время молчать. Краем глаза подмечаю, что отец отходит в сторону. Чувство совести взыграло? Вряд ли.
— Куда? — машет головой Артем, и крепче сжимает в объятиях повисшую на шее, как обезьянка, дочурку. — Куда ты собралась, черт побери?! — шипит Стельмах сквозь зубы, сжимая челюсти.
— Тебя это не касается, Артем… — голос на удивление спокойный, тогда как внутри буря. Вся надежда на взгляд, которым я пытаюсь, честно пытаюсь, выразить всю глубину чувств к нему. — Это не твое дело, Стельмах, — сдавленно шепчу, хотя даже сама не верю в то, что говорю, слова просто не хотят вылетать.
— Лия, одумайся, что ты творишь? — ставит на ноги мышку Артем, протягивая ко мне руки. — Отдай, мне это! — хватает за запястье, сжимая и потянув на себя, пытается вырвать из рук чемодан. А я стою, как замороженная, и даже противиться не в силах, потому что не могу. Как кукла, послушная марионетка, разжимаю пальцы и делаю шаг, когда он тянет за собой. Потому что не “от него” хочу, а “к нему”. И это война между “хочу” и “надо” — убивает. И так бы и ушла послушно, но меня отгораживает отец, вышедший вперед и оттеснивший Стельмаха, который, встречаясь взглядом со своим бывшим другом, усмехается.