— Так ты готов предать свой народ? — зло прервал его Хорса.
— Мой народ — это подвластные мне люди Норфолкшира, без разницы, норманны они или саксы. Преступниками же я считаю только тех, кто сеет смуту. Поэтому я договорился со Стефаном Блуа, что первым войду к вам и постараюсь решить дело полюбовно. Вы все воины и должны понимать, что войску короля ничего не стоило захватить вас врасплох и перебить, как сонных детенышей рыси в темном логове. Но повторяю — кто добровольно подчинится, тому ничего не грозит. Кару понесут только те, кого суд сочтет виновными.
— Виновные уже за морем, — раздался вдруг искаженный акцентом голос Ральфа. Он вышел вперед. — И поверьте, уж они-то изрядно веселятся, зная, как вы тут режете друг друга.
— Ральф де Брийар? — удивился Эдгар. — Вы-то откуда здесь?
Но рыцарь не стал отвечать на этот вопрос. На своем ломаном саксонском он поведал все, о чем говорил мне ранее: о злости Бигода и его желании отомстить графу Норфолку, о том, как Бигод уговорил своих людей совершить нападение на нормандские усадьбы под личиной саксов, чтобы подтолкнуть тех и других на резню и заставить Эдгара поплатиться за все волнения.
Хотя Ральф медленно подбирал слова, часто ошибался, смысл его рассказа был ясен всем. Люди стали переглядываться, кто-то сердито выругался, кто-то забожился.
— И все сказанное мною такая же правда, как и то, что все мы нуждаемся в милосердии Божьем, — закончил Ральф. И уже по-нормандски добавил, обращаясь к Эдгару: — Я готов повторить свой рассказ перед представителями короля и поклясться в том на Библии.
То, что свидетельство Ральфа позволяет все прояснить и расставить по местам, моментально стало ясно и графу, и вожакам саксов. Многие из них уже были готовы сложить оружие и последовать за Эдгаром, но опять Хорса чуть не погубил все.
— Неужто благородные таны пойдут на поводу у француза графини? — кричал он. — Неужто покорно сложат оружие, когда наконец-то дали понять, что они не смирились с властью норманнов, что мы — не покорное овечье племя, позволяющее обирать себя и терпеть власть поработителей? Почему бы нам прямо сейчас не схватить этого предателя Армстронга и, угрожая расправой над ним, не заставить войска отступить?
Лицо Эдгара стало грустным.
— Мне горько, что мои соплеменники готовы угрожать человеку, пришедшему без оружия, в надежде на их честь. Что ж, поступайте по-своему, но знайте: у Стефана и рыцарей короля есть приказ подавить мятеж любой ценой. И если для этого придется пожертвовать моей жизнью, жизнью сакса, добровольно вошедшего к мятежникам, — они не остановятся.