Молчание.

Тогда я попробовал иначе:

— Кто ты?

— Милдрэд. Я спала, а меня повезли кататься в лодке…

Теперь она говорила сама. Я неплохо знал саксонский, но не все мог понять в бессвязном детском лепете. Выяснилось, что девочка хочет к папе и маме, но не прочь еще немного побыть и возле коня, который ей ужасно нравится. Моро попытался ее обнюхать, и девочка восторженно хихикнула. А потом вдруг велела отвезти ее домой… Кажется, она упомянула о какой-то башне.

Но куда-то отвезти мне ее все равно было надо. Вот только куда?

Я усадил девочку в седло, а сам пошел рядом, ведя лошадь под уздцы. Самое разумное — двигаться против течения протоки, по которой принесло лодку. Возможно, я окажусь там, откуда похитили этого ребенка.

Девочка вскоре уснула, припав к холке Моро. Я осторожно придерживал крошку, чтобы она не сползла, умиляясь ее доверчивости и простодушию. Блаженное, беззаботное детство! Сколько же мы теряем на дороге жизни, где холодный рассудок и подозрительность учат нас взрослой мудрости…

Ситуация, однако, была вовсе не той, чтобы пускаться в философские рассуждения. Судя по трупу в лодке, необходимо быть готовым ко всему. Поэтому я взвел тетиву арбалета и зарядил его тяжелым болтом.

И вскоре Моро подтвердил мои опасения. Он снова раз и другой вскинул голову, втягивая в себя воздух и отфыркиваясь. Спустя десяток шагов и мне почудились в мглистом сумраке какие-то красноватые отсветы.

Под ногами зачавкала жижа, тропа исчезла. А еще через минуту я убедился, что путь к мерцающему свету лежит прямиком по воде. Я сел на коня, прижал к себе спящую девочку и, действуя одними поводьями, послал Моро в заводь. Конь сразу же погрузился по брюхо и побрел, рассекая черную гладь. Впереди все ярче становились отсветы огня, я уже чувствовал запах дыма и различал отдаленный гул голосов.

Моро, отряхиваясь, выбрался на сушу. Но теперь я не спешил. Зарево впереди вызывало у меня все большую тревогу. Я мог различить по запаху дым очага, рыбацкий костер или едкую горечь пожара — там, за деревьями, полыхал пожар. Порой, когда пламя вспыхивало особенно ярко, на фоне неба отчетливо вырисовывались силуэты деревьев, а затем все снова погружалось во тьму.

Я спешился и осторожно уложил спящую девочку там, где было посуше.

— Стереги! — велел я Моро.

Затем надел и застегнул под горлом шлем, проверил перевязь с мечом и взял наизготовку арбалет. Уходя, я оглянулся.

Моро стоял неподвижно — над крохотным комочком, закутанным в мой плащ. Изогнутая шея, высоко вскинутая голова — в этой позе сквозила тревога, и я также ощутил волнение, ибо уже ясно различал крики, ругательства, чей-то хохот.