Только теперь я и сам начал чувствовать усталость. Разом заныли все мышцы, рука под наручнем налилась болью. Так оно обычно и бывает после горячки боя. До меня донеслись слова Эдгара — он обращался к своей женщине, а та вполголоса отвечала. Я все еще не мог заставить себя приблизиться к ним.

Наконец Эдгар оставил женщину.

— Кто бы вы ни были, сэр, — проговорил, подойдя вплотную, — но до конца своих дней я буду молить за вас Господа и Его Пречистую Матерь!

Теперь я мог разглядеть его получше, и то, что предстало моим глазам, мне сильно не понравилось. Если в ближайшие час-два не доставить графа к лекарю, он попросту истечет кровью.

— Надо уезжать, — сказал я. — Как она? Сможет?

Женщина услышала.

— Я… я смогу. Но…

Она умолкла, уставившись во мрак. И, кажется, я знал причину ее колебаний.

— Вам обоим следует сесть в лодку, и я доставлю вас туда, куда вы укажете. Но я хотел бы выяснить кое-что еще: маленькая девочка и рыцарь, который вез ее в лодке, пока не умер от раны в спине…

— Где она? — в один голос вскричали оба.

— Все в порядке. Ее охраняет друг. Мне нужно несколько минут — и оба будут здесь.

Взяв одну из плоскодонок, я направился через озеро туда, где оставил Моро. На мой оклик конь ответил приглушенным ржанием. Девочка даже не проснулась, когда я укладывал ее на носу лодки. Я оттолкнулся от берега, и Моро, отфыркиваясь и мотая головой, последовал за мной вплавь.

Так, спящим, я и передал дитя матери. А когда помогал женщине с ребенком сесть в челнок, почувствовал, что ее бьет крупная дрожь. Впрочем, и Эдгар был совсем плох. Я вызвался править лодкой, а Эдгару велел сесть в седло и, двигаясь берегом, указывать дорогу. Мой Моро шел под графом ровно и спокойно — видно, почуяв опытного ездока с арабской выучкой верховой езды.

Уже светало, когда показалась деревянная церковь с покосившейся колоколенкой на берегу заводи. Я вытащил лодку на берег, и тут же из дверей вышел всклокоченный спросонок местный священник. Однако приблизившись и разглядев, кого Бог принес в такую рань, этот саксонский поп выругался так, что любой записной богохульник проглотил бы язык от зависти.

Не тратя времени на расспросы, он подхватил ребенка и отвел женщину в свое жилище, но вскоре вернулся, неся какие-то склянки, корпию, чистое полотно, и кивком велел нам следовать за ним в церковь. Усадив Эдгара на скамье у стены, он спросил — сумею ли я перевязать графа. Конечно. Священник вновь ушел, сказав, что должен оказать помощь леди Гите. Так я узнал имя возлюбленной Эдгара. Кто его жена, я знал и ранее. Известие о его удачном браке с дочерью короля Бэртрадой получило широкую огласку в Европе. Но, видно, самому графу пришлась по сердцу другая.