В такой просьбе не было ничего чрезмерного — я и сам был заинтересован в его исчезновении. Однако Бэртрада считала иначе. И хотя до сих пор она казалась безучастной, но тут бросилась к Гуго и буквально повисла на нем с криком, что он покидает и предает ее в ту минуту, когда только он способен защитить ее от гнева супруга.

— Умолкни, Бэрт! — Гуго едва не оттолкнул ее. — Или напомнить, как ты пыталась бросить меня, раненого, в пути? И если бы я не пригрозил, чем это обернется для тебя, если меня схватят…

Что-то произошло между этими двумя в дороге, коль Гуго забыл об обычной учтивости. Пришлось напомнить, что Бэртрада как-никак дочь короля. Гуго вновь захромал к Бэртраде, даже приобнял ее за плечо.

— Пойми, Бэрт, радость моя, для всех нас будет лучше, если мы сейчас расстанемся. Граф ничего не заподозрит, а о вас позаботится наш славный Ансельм. Я же смазываю пятки, дабы никто не заподозрил, что я мог подбить столь благонравную леди на ночные проделки в фэнах.

Итак, Гуго отбыл, а Бэртраду пришлось напоить успокаивающим отваром и уложить в постель. Мне же надо было заняться заметанием следов, сделать все возможное, чтобы ни у кого и подозрения не возникло, что я как-то связан с событиями нынешней ночи. Ибо, что греха таить — именно я предложил избавиться от Эдгара Армстронга, а леди Бэртрада, озлобленная пренебрежением супруга, с легкостью проглотила эту наживку. Ее ненависть к мужу взросла на почве любви — как духовник графини, я это прекрасно знал. И мне не составило труда довести ее неприязнь до такого накала, что она сама предложила использовать в этом деле Гуго и его подручных.

В тот день я созвал самых доверенных людей, дав им два наказа: во-первых, отправиться в Саухемский монастырь и наистрожайше приказать тамошнему настоятелю ни при каких обстоятельствах не упоминать о том, что в его обители пребывала графиня Норфолкская в обществе вооруженных людей. Во-вторых, я велел доставить павшую лошадь графини в мои конюшни и пустить слух, что рыжая Молния погибла от скоротечной болезни.

Что касается самой миледи, то она проспала до темноты. С ней постоянно находились нянька Маго и две преданные фрейлины, дочери мелкопоместных рыцарей, для которых служба у графини была единственной возможностью избежать участи старых дев. Эти дурнушки готовы были костьми лечь за свою госпожу, и только пытка могла вынудить всех трех сознаться, что миледи покидала резиденцию.

Вечером того же полного тревог дня Маго разыскала меня с сообщением, что миледи пришла в себя. При этом старая нянька сокрушалась, что «ее деточка» совсем расхворалась. Страшное напряжение и ночь, проведенная на холодных болотах, не прошли для Бэртрады бесследно: ее бил озноб, голос сел, а тонко вырезанные ноздри изящного нормандского носа обметала краснота.