Алиса молчала. На такое нечего говорить. Она молчала и позволяла трусить себя, чувствуя, что так же сильно встряхивается от рук Валентины Павловны сердце.

- А сейчас ты явилась снова мучить его! Что ты от него хочешь? Ты и так забрала все! Что тебе еще нужно! – разрыдалась, в конце концов, Макарова и медленно села на диван, выпуская Алису из рук. Ее рот некрасиво кривился, она прижимала к нему ладонь, но та не могла удержать лающих, всхлипывающих звуков, которое издавало горло. – Он тебя любит, - забормотала она, сбиваясь, - привязала к себе… чем ты его привязала? Что ты такое ему дала, что он ни на кого не смотрит больше?..

- Если я уеду – вам станет легче?

Валентина Павловна вздрогнула. И взгляд ее чуть разъяснился.

- Уедешь? Правда уедешь? – она глухо выдохнула – так, что было похоже на стон. -  Мы его тогда в Мюхнен увезли, чтобы он забыл тебя… а он не забыл. Оказывается, никогда не забывал… Если ты ничего не можешь дать ему, то хоть от боли избавь. Он тебе не нужен, сама же понимаешь.

- Не нужен… - тупо повторила за ней Алиса. Макаров прав. Двенадцать лет прошло – ничего не меняется. – А вам нужно, чтобы я уехала. Ладно!

- Обещаешь?

- Да.

У Макаровой в горле разом пересохло. Она смотрела на Алису и не верила. Ненавидела ее и не верила. Когда-то эта девочка кричала ей, что будет с Ильей столько, сколько ему будет нужно. И исчезла из его жизни таким страшным способом. Теперь она уходит без борьбы. Почему? Как?

- Спасибо, - севшим голосом проговорила Валентина Павловна и стала оглядываться по комнате в поисках чего-то, за что могла бы зацепиться, чтобы не разрыдаться еще сильнее. Потому что не хотела чувствовать ничего человеческого к этой женщине. Кресло. Старые тюлевые занавески. Допотопный телевизор. Ковер с дурацкими зелеными ромбиками – безвкусная геометрия. Сервант с десятком фотографий. Она снова глянула на Алису и попросила: – Можешь принести мне воды, пожалуйста…

Алиса быстро поднялась и скрылась в коридоре. А Валентина Павловна устало закрыла глаза. На одно мгновение. Собираясь с мыслями. Вывернулась наизнанку, рискуя всем на свете. А что получила в ответ? Откуда это царапающее чувство, что все уже было? Что однажды она уже все испортила! Ведь никогда не чувствовала вины!

Макарова вскочила с дивана, слыша, как на кухне Алиса звенит стаканами и набирает воду. И снова стала озираться вокруг. Не выдержала. Подошла к серванту. Обычный советский сервант с фотографиями. Как у бабушки. История семьи Куликовской. Тоже обычная история. От черно-белого до цветного. И две совсем новые, свежие, цифра. Девочка лет десяти-одиннадцати. Коса светло-русая, челка, закрывающая лоб, глазищи огромные, знакомые, до сумасшествия знакомые. И длинный вытянутый подбородок, делающий ее мордашку немного забавной и ужасно упрямой. К горлу подкатила тошнота, и Валентина Павловна медленно протянула руку к серванту, но так и не дотронулась до него.