Стражник пожал плечами:

— Сходи на привоз, поинтересуйся: может, какая вдова и пустит под бок.

Ветер гремел жестяными вывесками, в небе клубились роскошные облака. На тротуарах было так тесно, что люди продвигались вперед, будто в трамвае. Сотни нищих, но стариков очень мало, в основном взрослые и подростки. Ряды крытых телег и сломанных автомобилей — в них жили военные, тут же разводили костры, тут же разделывали конские туши. Мертвецы — кто с огнестрельным ранением, кто целый… на них не обращали внимание, как на сбитых собак у дороги.

Никто не знал, что где находится, но после долгих блужданий по стекающим к морю улочкам Клим все-таки добрался до привоза.

Вдоль каменного забора вплотную стояли арбы, запряженные длиннорогими волами. Запах сырой земли и подгнившей картошки мешался с дымом от жаровень.

— Шашлык! Кому шашлык?

— А вот кому арбузов соленых?

— Пакупай курага! Вкусный, сладкий, как губы джигита!

Здесь продавалось всё — от адмиральских кортиков до апельсинов, от серебристой ставриды до жидкого супа, который торговки наливали в кружки и котелки.

Голубоглазые казачки презрительно торговались с беженками, долго рассматривали на свет рубли-«колокольчики» и, ворча, совали их за голенища мужских сапог. Барахолка, игра в карты, драка, цементная пыль…

Клим подошел к тележке с газетами — пачки «Русского времени», «Свободной речи», «Великой России»… Смысл передовиц: «Ура во что бы то ни стало!»

Листовка «К братьям крестьянам!»:

Вся земля, захваченная во время революции, должна быть возвращена ее законным владельцам. Но учитывая, что озимые уже засеяны, одна треть будущего урожая будет передана государству, вторая — владельцам, а последняя останется у крестьян за их труд.

Идиоты… Как раз к этому и надо призывать население, когда Белая армия находится на краю гибели!

«Великой Россией» торговал ветхий еврей с заросшими ушами, маленький, сутулый, в картузике.

— Не подскажете, сколько времени? — спросил Клим.