Нина ахнула:

— Клим знает, что он тут?

— Да, они вместе приходили в наше полпредство. Кажется, они большие друзья.

Нина уже не знала, что и думать.

3

3

Наконец начались судебные заседания — тоскливые, как уроки бездарного учителя.

В недавно отремонтированном гулком зале никого не было, кроме участников процесса, писцов и конвоя — все происходило за закрытыми дверями.

Перед каждым заседанием Левкин напоминал подсудимым:

— Главное, держите себя в руках, а мы с китайскими коллегами все устроим!

— Встать, суд идет, — без всякого выражения шелестел переводчик.

Старый судья в вышитом халате и шелковой шапочке казался Нине не человеком, а духом, медленно плывущим над полом.

— Садитесь.

Подсудимых допрашивали по очереди:

— Назовите свое имя. Сколько лет вы прожили в Китае?

Слушал ли Хо Цун показания русских «белых дьяволов»? Понял ли хоть слово из того, что говорили ему адвокаты? Нина напряженно вглядывалась в его восковое лицо: в какой-то миг ей померещилось, что у судьи вовсе нет глаз и между набрякшими веками находятся не черные зрачки, а пустота. Он вообще был полый изнутри и на кресле сидела только морщинистая оболочка, обряженная в шелка.

Было совершенно непонятно, как Хо Цун относится к подсудимым. Однажды он сказал Фане через переводчика, что ее муж — недобрый человек:

— Из документов, изъятых в вашем полпредстве, известно, что Михаил Бородин называл доктора Сунь Ятсена «много воображающим о себе простаком». Это очень нехорошо — осуждать господина за его спиной.

Фаня заерзала на скамье, и Нине показалось, что она сейчас ляпнет что-нибудь ужасное. Но та, слава богу, ответила, как ее научил Левкин:

— Я всего лишь женщина и не вмешиваюсь в дела моего мужа.