– Там мой папа остался! – рыдала Китти, но Тата неумолимо тащила ее через толпу.
Запыхавшиеся и зареванные, они остановились перед странным домом, похожим на греческий храм.
Мимо шли расфранченные нэпманы и нэпманши; на вывесках и указателях – ни одного знакомого слова: даром что Тата столько времени учила немецкий язык в школе!
Все было не по-нашему: на тротуаре стоял шарманщик и что-то гнусаво пел; два солдата в дурацких касках покупали сосиски с уличной жаровни. Только одно выглядело знакомым – хлопочущие у водостока голуби. Но они клевали
Китти не переставая ныла на одной ноте.
– Помолчи, пожалуйста! – взмолилась Тата.
Она сунула руку в карман и вытащила записку, которую ей дал дядя Клим, – он сказал, что по этому адресу находится «безопасное место». Но в какую сторону надо идти? Кругом одни немцы, и даже дорогу спросить не у кого.
Усатый старик с ведром клейстера и бумажным рулоном под мышкой подошел к афишной тумбе и принялся наклеивать на нее плакат с красной звездой и надписью: «Kommunistische Partei Deutschlands». Эти слова Тата знала: они означали «Коммунистическая партия Германии».
Верно, это был свой человек, из пролетариев! Она подбежала к нему:
– Комерад… Я это… Ихь хабе… хаус… Ой, я не знаю, как сказать по-немецки!
– Да ты по-русски говори, – ухмыльнулся старик.
Тата сначала испугалась: вдруг этот человек окажется таким же предателем, как и Сергей? Но у него вроде было доброе лицо.
– Дяденька, миленький! Вы коммунист?
Тот покосился на плакат со звездой.
– Да бог с тобой! Мне за что платят, то я и развешиваю. Семью-то кормить надо.
«Тоже белоэмигрант, – в отчаянии подумала Тата. – Опустившийся беспринципный человек из прошлой эпохи».
– Ты чего хотела-то? – спросил он.
Тата застыла в нерешительности, но потом все-таки показала ему бумажку с адресом:
– Как нам сюда добраться?