Светлый фон

— Я объявлю тебя, — сказал Джеймс, найдя Майкла в толпе. Майкл отвлекся от беседы с каким-то тощим темнокожим парнем, кивнул. — Ты готов?

Майкл пожал плечами.

— Меня не смущает выступать перед толпой, если ты об этом. Все будет нормально.

Он тронул Джеймса за плечо — дружески, как коллегу. Тот кивнул. Они ушли за кулисы. На сцене было голо — стол с бутылками воды и буклетами мероприятия, какие-то флаеры, реклама спонсоров. Они стояли и слушали завершение выступления — точнее, слушал Джеймс, а Майкл просто смотрел на его макушку. У него была новая стрижка. Короткий, почти голый затылок — и длинные пряди по обеим сторонам лица. Так и хотелось провести пальцами по затылку и шее. Но Майкл держался, водил по ней только взглядом.

Джеймс дождался, пока ведущий назовет его имя — и быстрым шагом вышел из-за кулис на сцену. Майкл сложил руки на груди, привалился плечом к стене. Софиты освещали фигуру Джеймса, слепили глаза. Он казался тонким и хрупким. Майкл почти не слушал, что тот говорил — он смотрел. На то, как Джеймс двигался по сцене, жестикулировал, держал паузы. Он хорошо работал, в нем чувствовался не один десяток выступлений. А может, даже сотня. Он говорил увлеченно, страстно. Приводил статистику, рассказывал о том, скольким тюрьмам помог «Бук Эйд» и как это отразилось на статистике возвращения людей в социум, как это отражается на снижении преступности, что это меняет. Шутил про Достоевского. Майкл подумал, что Дакота наверняка спелась бы с Джеймсом на почве любви к восточноевропейской литературе.

А потом Майкл услышал свое имя, увидел протянутую в свою сторону руку — и выпрямился, пошел к нему.

Его встретили аплодисменты. Майкл остановился, повернулся к залу, чуть щуря глаза.

— Спасибо, — сказал он, перенимая у Джеймса микрофон. — Спасибо. Для меня большая честь находиться сейчас здесь, с вами.

Джеймс незаметно растворился за кулисами. Майкл оглядел зал. Множество глаз смотрело на него.

Дождавшись, когда хлопки начнут стихать, Майкл заговорил.

— Однажды я стоял на похожей сцене, только зал был пуст. Это было в Бирмингеме, мне было двадцать. Мы с моим другом пролезли в зал после окончания какой-то конференции под предлогом, что забыли там материалы доклада. Пришлось даже подмигнуть охраннику — и все ради того, чтобы я мог встать, — Майкл шагнул к краю сцены, остановился в слепящем перекрестье лучей, — вот так. На краю сцены. И посмотреть в зал.

Он сделал паузу, качнулся на каблуках, позволяя аудитории вместе с ним мысленно перенестись в прошлое.

— Я мечтал о том, чтобы стать актером, практически всю свою сознательную жизнь. Когда я стоял, вот так, и воображал, что это мой тихий зал, моя сцена, и мои зрители только что ушли — может, даже один или два, задержавшись, все еще выходят и я вижу их спины, — он вскинул глаза к воображаемым дверям, неловко улыбнулся туда и помахал рукой, вызвав тихие смешки. Потом помолчал, перестав улыбаться.