— Конечно, нельзя! — подтвердил Майкл.

— И нельзя винить музыку, потому что она эфемерна, ее нельзя ударить или затоптать ногами. И невозможно винить себя, потому что ты ведь точно ни в чем не виноват.

— Так и есть, — сказал Майкл, весело улыбаясь.

— Но если все отношения кончаются, кто-то же должен быть в этом виноват? — спросил Уизли. — Значит, нужно, чтобы всегда был кто-то третий, на которого можно свалить всю вину. Вот так и получается, что в твои отношения постоянно вмешивается какой-нибудь негодяй и разлучает тебя с твоими возлюбленными.

— Ты бредишь, — жизнерадостно сказал Майкл.

— А ты отрицаешь очевидное.

— Я отрицаю бред!

— Ну и ладно, — сдался тот, не собираясь спорить. — Я в бассейн, ты со мной?

Майкл угукнул, выкидывая дурашливый разговор из головы, но тот не выкидывался. Уизли был подозрительно близок к правде. Всегда что-то вмешивалось, что-то — или, чаще всего — кто-то. Он никогда не строил отношения с одним человеком, всегда где-то рядом маячил неизменный «+1». Например, Бран, которому Майкл с легкостью передавал из рук в руки недолгих подруг. Сара, от которой он свинтил к Джеймсу. Джеймс, который нашел себе Винсента. У Фабьен был Гийом, у Виктории был Ларри. Этот сценарий повторялся столько раз, что Майкл привык к нему, начал принимать, как должное. Может, настолько привык, что только таких и искал себе?

Это было странное чувство и странное осознание. Он ведь всегда знал, что все отношения — конечны. Он жил с этой уверенностью до тех пор, пока не столкнулся с Джеймсом, и только с ним, впервые, поверил, что все может быть не так. Ничего не кончается, даже если между вами время и расстояния. Отношения просто встают на паузу, а при случае продолжаются, будто не было никакой разлуки. Но как-то так выходило, что у всех, кого он любил, и правда был другой спасательный круг рядом. Будто Майкл внутри себя продолжал верить: все кончается, а раз это так — ничего не бывает всерьез.

Почему он так и не решился позвать Джеймса к себе? Тянул больше года. Привык к роли любовника. Боялся, что ничего не выйдет? Или — что выйдет?.. Боялся, что все получится, все станет — всерьез? И что тогда? Если б позвал. Если бы нашел вариант, если бы, как советовал Бран, спустился. Что тогда? Чего бы больше боялся — снова остаться без Джеймса — или по-настоящему остаться с ним? Жить. Делить дом. Почему-то тогда, в двадцать, совместная жизнь влекла и манила, касалось — будет круто, все получится, любые проблемы можно решить. А теперь? Понял, что не любые?

Чего боялся-то? Кости на гонках ломать — не боялся. Встал, отряхнулся, дальше пошел. А тут — не кости. Тут что-то другое. Всегда был победителем. Не научился быть проигравшим. Вот и избегал любых проигрышей, как мог.