— Мне тогда хотелось сразу к тебе подойти, кинуться к тебе — но я не хотел ничего решать на эмоциях. Я подумал, что будет лучше, если я все серьезно обдумаю.

— Что ты обдумаешь? — механически переспросил Майкл.

— Я понял, что могу прийти к тебе — когда нашел в себе силы не подходить к тебе сразу после показа. А уехать в отель и лечь спать. И проспать всю ночь. Я приехал к тебе, — медленно повторил Джеймс, склоняя голову набок, будто подбирая слова, — чтобы попробовать. Как это будет, как это может быть. Я знаю, что нам придется скрываться. Мы не будем все время вместе, для публики у тебя будет какая-то девушка. Мы не сможем открыто жить вместе, ходить на свидания. Но я на это согласен. Я не хочу рушить твою карьеру. Мы найдем компромисс.

Майкл хмуро смотрел на Джеймса. И не верил.

— Ты говорил — я все разрушаю, — сказал он. — В твоей жизни. А если это случится опять?.. Я вновь что-то разрушу. Нам опять будет больно.

Джеймс поставил бутылку пива перед собой, покрутил ее, подцепил ногтем этикетку.

— Это правда, ты разрушаешь, — сказал он. — Но не все. Только то, чему пора было остаться в прошлом. Моя жизнь с родителями изматывала меня. Мои отношения с Винсентом должны были закончиться… Ты был прав, — Джеймс поднял глаза. — Я нашел в нем отца. Который меня никогда не бросит, который позволит мне все, что я захочу — даже тебя. Он не оставит меня из-за работы, все простит, все поймет, все примет… даже то, что я его не люблю. Но чтобы оставаться с ним, я должен был оставаться слабым. И мы не могли это прекратить. Но ты помог.

Джеймс вздохнул. Майкл молчал, поминутно прикладываясь к уже пустой бутылке и высасывая из нее пену.

— Я все время прогибался под мнение других, — сказал Джеймс. — Я был таким, каким меня видели. Мать хотела, чтобы я был незаметным, послушным, не мешал ей — и я был таким. Отец хотел, чтобы я был честным, порядочным, правильным — я был таким. Никто бы не умер, если бы я не сдержал слово и общался с тобой. Но каждый день страданий превращал мою честность в доблесть. И это было единственное, за что я держался, потому что все остальное разрушилось. Потом появился Винсент — ему я был нужен слабым, беззащитным, потерянным. И я был им. Знаешь… — грустно сказал Джеймс. — Я сейчас уже не уверен, любил ли тебя — тогда. Я был так ослеплен восторгом — ты видел меня таким, каким не видел никто. Ты принимал, не осуждая. Не пытался вылепить из меня что-то свое. Ты заглядывал в меня, как в подвал с фонариком, шарил лучом по стенам. Искал меня. Узнавал меня. Хотел разглядеть. Ты дал мне столько места рядом с собой!.. И все было — мое! Ты казался мне единственно настоящим среди всех людей. Я сходил с ума от страха лишиться этого, лишиться такого себя, каким ты меня тогда видел.