— И это все, что ты услышал? — слезы катились по моим щекам.
— Я услышал достаточно.
— Она никуда не пойдет!
— В моем доме ее больше не будет!
— Иди к себе в комнату, — шепнула я Алисе.
— Антон, не горячись, так нельзя! Ты же понимаешь, она не хотела тебя оскорбить. Ей стало обидно за мать, она просто пыталась меня защитить. Не принимай всерьез эту грубость. Ну пойми, наконец, у любого могут сдать нервы — она месяц назад потеряла отца.
— Не желаю ничего слушать! — рявкнул Антон. В этот момент его лицо напоминало маску языческого истукана.
— Подожди, успокойся, позволь, я все улажу!
Зная Антона, я уже понимала, что дочь он не простит, что будет помнить и мстить, но здесь и сейчас мне хотелось одного — маленькой передышки, временного призрачного мира, дающего шанс уцелеть. Я усадила Антона за стол, налила ему коньяка, сама устроилась напротив, покорно опустила голову. Больше всего на свете мне хотелось сейчас оказаться на далеком диком острове, где нет ни людишек, ни гнусных интриг, где мои дети плещутся в воде, и никто их не тащит на дно, где муж мой мирно засыпает по ночам и просыпается, счастливый и спокойный. Я понимала: не дело прятать голову в песок, ведь впереди вся жизнь, и в этой жизни есть место для добра и света. Но что-то мешало свободно вздохнуть, сбросить этот невидимый гнет, сдавивший грудь невыплаканной болью.
На следующий день мы отправились в гости к свекрови. Алиса с нами не поехала. Она не вышла нас провожать, не помахала в окно, не поцеловала Малыша. Когда я позвонила ей с дороги, она ответила, что смотрит телевизор и хочет пораньше лечь спать.
На место мы прибыли в семь. В дверях нас встретил лохматый Ерошка — дурашливый пинчер — новая любовь Эллы Ильиничны и Лерин подарок. Свекровь степенно расцеловала нас по рангу и пригласила к столу. За столом уже сидели гости: две дальние родственницы, Лерины дети и моя драгоценная мать в зеленом парадном костюме. Во главе восседала неизбежная Лера. Ее настороженный взгляд придал мне сил. Все-таки спеси в ней поубавилось, особенно в свете ее последнего романа. За эти годы Лера сильно подурнела. От былой свежести не осталось и следа: кожа поблекла, взгляд потух, уголки рта опустились. Жидкие рыжие кудряшки окончательно портили вид. Да, Лера была уже не та! Неизменным оставалось только отношение к ней свекрови, до дурноты восторженное. Она пристроила Антона против Леры, чтобы хозяин и хозяйка заняли свои места. Пока я раздевала Малыша, свекровь суетилась у стола. До меня то и дело долетал бодрый голос Антона, веселый беззаботный смех, обрывки непринужденной беседы. Сомнений не было: мое отсутствие семью не огорчает.