И ее взгляд скользит по моей шее, вниз, и останавливается на груди. Слышу вздох. Мне и самому неловко. Вроде такие близкие, такие нужные друг другу, и так резко ставшие почти чужими. Это похоже на пропасть, преодолеть которую смогут тоже лишь двое. Если очень захотят.

— Пойдем. — Беру ее крохотную ручку в свою, боясь, что она оттолкнет.

Но этого не происходит. Аня послушно идет за мной, не произнося ни звука. Хватаю ее сумку с дивана, закидываю себе на плечо и по пути жму руки ребятам:

— Спасибо. Спасибо, Димон. Маша. Спасибо, ребята, нам нужно выгулять… ну, вы помните…

И под дружный смех вывожу любимую девушку на темную улицу, поливаемую лишь тусклым желтым светом фонарей. Идем к машине, открываю пассажирскую дверь, достаю оттуда большой букет ирисов и несмело протягиваю ей:

— Не при таких обстоятельствах я хотел подарить тебе свой первый букет, прости.

Черт. Черт. Черт!

В магазине это выглядело естественным: синие ирисы под цвет ее глаз. Теперь смотрится бредово. Почему синие? Почему не розы? Зачем ей, вообще, цветы, когда нужны слова? А у меня их нет. Могу разве что миллион раз повторить глупое «прости» и сложить голову на гильотину.

— Спасибо, — просто говорит она и зарывается в них носом.

Блин, я даже не знаю, чем они пахнут. И пахнут ли, вообще.

Мы садимся в машину, едем к ее дому в полной тишине, так же молча поднимаемся по лесенкам. Когда Аня открывает дверь, нам навстречу выбегает маленькая собачушка, бросается мне в ноги и пытается звонко гавкать. Получается у нее забавно: такая кроха, и такая бесстрашная.

— Привет, — приседаю и замираю, позволяя ей себя обнюхать. — Какая ты бородатая. Давай знакомиться? Ой, она меня лизнула.

— Смотри, как бы не цапнула, — замечает Солнцева, снимая обувь. — Хочешь, погуляй с ней, пока я сделаю нам чай.

Чай. Звучит обнадеживающе.

— Давай, — беру поводок, и собачка тащит меня вниз по ступеням.

Очень смешной песик. Едва выбежав на улицу, Ветошь облаивает всех огромных собак, загоняет на деревья всех окрестных кошек, заставляет меня обогнуть все кусты за домом, покружить вокруг каждой клумбы и только потом с деловым видом семенит к подъезду.

Мы поднимаемся, входим, в квартире было тихо. Отцепляю поводок, снимаю кроссовки, оглядываюсь. Кухня, гостиная, туалет. Не разгуляешься. Все выглядит таким ветхим, что даже не верится, что в этой избушке может жить кто-то молодой. Время здесь будто остановилось еще в семидесятых.

— Я здесь, — доносится из комнаты.

Захожу в нее и вижу Аню, лежащую на диване прямо в одежде.

— Ты побледнела. — Подхожу, беру со старенького кресла подушку и подкладываю ей под голову. Сажусь рядом.