Поцеловал ее так, как не поцеловал бы никто другой. Так, чтобы, дрожа всем телом, заявить — «это Я». Наклонился ближе, притянул ее голову к себе, зарылся пальцами в волосы.

Так целуют, когда хотят признаться без слов. Такие поцелуи дарят тем, кто значит для тебя все. Так прижимают, чтобы больше не отпускать и навсегда стать единым целым.

Пламя. Огонь. Наш персональный ядерный взрыв.

Таких поцелуев никогда не бывает достаточно. Хочется целовать, целовать, больше, еще и еще. Говорить «люблю» одними прикосновениями, бережными и чуткими. Люблю! Тону в лучах твоего света и тепла. Больше всех на свете люблю!

Хочу на руках носить, жалеть, защитить от всех бед. Пить тебя, как воду, дышать тобой, точно воздухом. Раствориться, сгореть в любимых объятиях и восстать из пепла. Лишь бы с тобой.

Мы оба будто попали в невесомость. Перестали соображать, оторвались от земли и взлетели к небесам. Еще немного, еще, и из глаз посыпались бы искры. Но вдруг она замедлилась, начала отстраняться и стала хватать ртом воздух. Я продолжал тяжело дышать, пьяный от запаха ее кожи и теплого летнего дождя, напитавшего помещение.

Ее рука нежно скользнула по моей щеке, задержалась на скуле, глаза часто заморгали, с губ слетел вздох.

Я догадался, куда она смотрит. И внутри сразу все заболело. Не меня целовала. Не мне отдавала всю себя. Испугалась, разглядывая лицо, на котором не находила и следа от шрама, который я оставил своему брату одним яростным ударом. Моя кожа была чистой, и теперь она тоже видела. Я понимал это по ее взгляду, обеспокоенно блуждающему по моему лицу, волосам, одежде.

Мои руки ослабли. Сердце подскочило к горлу, забилось отчаянно и рвано. Она не вырывалась, но больше не была со мной. Продолжала изучать, кусая губы. Медлила, словно ждала чего-то. Моего признания. Я поступил неправильно, даже гадко. Я только что украл поцелуй, предназначавшийся Кириллу. Разочаровал ее снова. И подписал себе приговор.

Отстранилась, сделала шаг назад, пытаясь осознать, что произошло. Затем тяжело вздохнула и замерла. Уголки ее рта поползли вверх в нервной улыбке, в глазах застыли слезы.

— Илья… — Произнесла, мучительно содрогнувшись.

И скрестила руки на груди, пытаясь прикрыться.

— Да. — Кивнул, не осмеливаясь больше смотреть ей в лицо.

Нана

Мои руки больше мне не подчинялись. Сначала метнулись к груди, потом вяло повисли по бокам, затем бросились к горящему лицу. Что-то нужно было ими делать, но я точно не знала, что. Положила на голову, но и там им совершенно не было места. Не так. Неправильно. Все это абсолютное безумие. Помассировала пальцами виски.