Честно, я не знал, что они могут быть такими – поддерживающими без слов, тактичными, мягкими. В юности глаза слепит категоричность: либо все черное, либо белое. И третьего не дано. Потому я видел свою семью именно такой, какой хотел видеть. Хотя сам был бессовестным упертым максималистом, бесконечно уверенным в своей правоте. И теперь мне было стыдно, что я так относился к ним прежде, за то, как вел себя и как изводил их своим показным бунтарством.
Я не знал, как мне жить дальше. Не знал, чего ждать и во что верить. Я знал лишь одно: я все еще любил Лену. И не представлял, что однажды смогу забыть ее и полюбить кого-то еще.
Лена
Лена– Что ты делаешь?
Рома застыл в дверях моей комнаты в тот самый момент, когда я яростно выгребала из шкафа последнюю партию одежды, чтобы распихать потом по пакетам и спустить в мусорный бак.
– Японский метод очищения жизни, – запыхавшись, произнесла я. – Смысл в том, что ты перебираешь все свои вещи, и если они не приносят тебе счастья, то выкидываешь их без сожаления.
Брат сунул руки в карманы джинсов:
– И как? Помогает?
– Конечно! – Я выпрямилась и убрала со лба прилипшие пряди волос. – Будильник, туфли, платья, косметика, весы, журналы. Одна проблема. – Взглянула в зеркало: – Как выбросить свое собственное лицо?
– Знакомые чувства! – Гаевский откашлялся и сел на мою кровать. – Тебе стыдно?
– Ужасно, – выдохнула я.
– Так иди и скажи ему об этом.
– О чем? Что я сама себя ненавижу?
Брат улыбнулся:
– Уверен, он поймет.
– И зачем ему такая, как я?
Рома лишь пожал плечами:
– Не знаю.
– Вот видишь. – Я шмыгнула носом и вернулась к сдиранию одежды с вешалок.